Меч и Крест

С восторгом их встречала и немногочисленная община христиан. Ведь буквально вчера, христианский епископ (это был Маркус Бриан), освятил главную в городе Пятничную мечеть, превратив её в церковь в честь Успения Богородицы. Наиболее образованные, говорили остальным:

– Да, да, Пятничная мечеть, была раньше, нашей, христианской церковью!

– А мусульмане, осквернили её, и много веков, глумились над нашей верой, проводя в ней свои непотребства!

– Слава Иисусу Христу!

– Пресвятая Богородица, Матерь Божья, помилуй нас!

– Многие лета!

– Слався сей день, как наипрекраснейший день в моей жизни!

– Во славу Христа!

Только евреи Палермо, улыбаясь, прятали под этими улыбками настороженность, ожидая новых налогов и поборов.

У бывшей Пятничной мечети, а ныне церкви Успения Богородицы, процессия остановилась. Роберт, Сишельгаита, Рожер, их свиты и приближённые, проследовали вовнутрь, на торжественную мессу.

Откуда-то вытащили древнего и ветхого христианского архиепископа Палермо Никодима, который и отслужил здесь, первую за 240 сорок лет, литургию.

После службы, растроганный, прослезившийся Роберт, подошёл к Никодиму, принял от него Святое Причастие, поцеловал распятие и руку архиепископа.

Маркус Бриан прикусил губу. Рухнули его надежды, что он будет архиепископом Палермо.

После мессы, все направились в бывший дворец эмира, где уже были накрыты столы для торжественного пира.

Первую чашу пили во славу Христа. Вторую, за дарованную Господней волей победу. Третью, молча, за помин души павших воинов, погребённых под высоким курганом. Четвёртую, с велеречивыми здравицами, за Роберта. Пятую, за его прекрасную супругу Сишельгаиту и за его детей, желая им здоровья и долгих лет жизни.

Торжественный пир превратился в шумную и весёлую пьянку, когда говорили и кричали сразу все, не слушая собеседников. Где-то, на дальних столах, затянули старинную песню. Несколько воинов, на заплетающихся ногах бодали пол, пытаясь плясать. А два старых, седоусых норманна, раскрасневшиеся, до хрипоты спорили, чей конь лучше.

Роберт встал, высоко поднял в руке кубок, и терпеливо подождал, пока стихнет шум.

– Друзья, мои! Воины! Я поднимаю эту чашу, за моего брата Рожера! Не будь его, не было-бы и этой победы, и не сидели бы мы сейчас за этими столами, ликуя и празднуя! И я, герцог Апулии, Калабрии и Сицилии Роберт Отвиль, находясь в здравом уме, отныне даю тебе Рожер, титул Великого графа Сицилии. И отныне, весь этот остров, все его земли, как покорёнными нами, так и те, которые ещё предстоит завоевать, твои!

Сишельгаита, зашлась от ярости, побледнела, и едва не потеряла сознание от душившей её злобы.

Долго молчали поражённые норманны, переваривая услышанное. Когда же до них дошло, что теперь, вся Сицилия, передана в феод Рожеру, тут поднялось такое…

Сам Рожер, сидел скромно, опустив голову, и только ноздри его хищно раздувались, выдавая бушующее в его груди волнение.

Сторонники Роберта, но враги Рожера, пытались протестовать, и осеклись под суровым взором герцога.

Друзья Рожера, ломая скамьи и опрокидывая столы, лезли через весь зал, со словами поздравлений. Все желали первыми поклониться, теперь уже Великому графу Рожеру.

Шум, крики, сумятица, свалка… Казалось от этой толкотни, от этих воплей, рухнут своды древнего дворца. Ещё миг, и пьяная, возбуждённая толпа, сметёт всех и вся.

С трудом, младшим дружинникам Роберта и Рожера, удалось навести в зале порядок, и рассадить всех по своим местам.

– Себе я оставлю только Палермо, половину Мессины, и земли в долине Валь-Демон, – тихо, чтобы слышал один только Рожер, прошептал Роберт.

Рожер встал на одно колено, низко поклонился брату, и протянул ему обе руки, в знак благодарности за столь щедрый дар, в знак принесения новой вассальной присяги.

Роберт пожал руки Рожера.

– Встань Рожер, встань брат мой, встань Великий граф Сицилии!

И под новые, громогласные, торжественные крики, братья обнялись.

КНИГА ПЯТАЯ

– Мы сделаем Рим – владыкой, судьёй, защитником и

учителем всех народов! Да восторжествут Римский мир!

Папа Григорий VII.

– Не папа, я главный человек в мире!

Император Священной Римской империи Генрих IV.

Пролог

Папа Александр II умер 21 апреля 1073 года.

Траурный кортеж, окружённый кардиналами и высшими сановниками римской церкви, при большом скоплении народа, медленно влачился по улицам Рима. После похорон, предстояли выборы нового папы, а значит, не исключена новая череда мятежей и смут. Удасться ли, конклаву, единогласно, без лишней крови, избрать кандидата, который устраивал бы всех? Всё образуется или надо готовиться к боям, прятать в подвалы жён и детей, тащить в укромные катакомбы ценные вещи, заколачивать окна и двери домов? Эти мысли, тревожили умы римлян, наблюдавших за пышной, роскошной и благоленпной процессией, бредущей за дрогами, на которой покоился гроб с телом Александра II.