Меч и перо

Арестантам ломали пальцы на руках, защемляя их дверями. При этом палачи цинично оставляли целыми большой и указательный палец, чтобы допрашиваемый мог расписаться под «своими» признательными показаниями в делах, заранее сфабрикованных следователями грозного НКВД. Порой дознания работников НКВД мало чем отличались от пыток святой инквизиции. Сознание человека доводилось до такого состояния, когда допрашиваемый от нечеловеческой боли был готов подписать любую бумагу, только чтобы мучения прекратились. «Во имя чего всё это, ради каких идеалов жизнь человека стала цениться меньше пятака?» – думал Торокул в момент, когда его в очередной раз вели на допрос…

Уже полчаса капитан НКВД не переставал тупо избивать арестанта Айтматова. Яркий свет лампы, которая свисала на длинном шнуре с темного потолка, бил прямо в лицо допрашиваемому. Правый глаз его заплыл и уже не открывался. Губа распухла и была порвана, сочилась кровь. Страшно болела голова. Тела своего Торокул почти не чувствовал. Невысокого роста брюзгливый следователь с неприятным писклявым голосом смотрел на него сверху вниз маленькими злобными глазками и что-то говорил. Вокруг всё плыло… Следователь после очередной серии ударов вдруг понял, что Торокул перестал воспринимать его речь. Такое состояние людей ему было хорошо знакомо. Ещё чуть-чуть – и арестованный признается, что сам чёрт является его близким родственником. Следователь с ухмылкой посмотрел на дежурившего рядом верзилу, который в этот момент был больше похож на мясника, и сказал:

– У меня признается любой, и не таких ломали. Ну, собака, признаешься, что ты английский шпион, враг народа?

Эти страшные слова терзали Торокула каждым своим звуком. Пересиливая боль, он прямо посмотрел на своего мучителя.

– Я не враг народа, – тихо прошептал он, едва шевеля опухшими губами.

– Не враг народа? А кто ты тогда, мразь?! Ты предатель партии и народа!

– Нет, я люблю свой народ и не могу быть его врагом. Я не могу признаться в том, чего не делал, – продолжал шевелить губами Торокул.

– Ты у меня признаешься…

И следователь снова дал волю рукам и ногам. Он избивал Торокула и кричал в истерике:

– Сука, скажешь или нет, ты же шпион английской разведки, и вы, вонючие ублюдки – «Социалтуранцы», готовили переворот! Хотели задушить молодую Киргизскую Республику! На тебя есть прямые показания твоих же…

Следователь замолчал и, обессиленный, перестал пинать лежавшего. Посмотрев на стонущего Торокула, он вдруг заметил, что его, следовательские, хромовые сапоги забрызганы кровью. Утром они были начищены до невероятного блеска, и сейчас НКВД-шника взбесило, что кровь арестанта испачкала ему обувь. Увидев это, он снова впал в истерику.

– Ты, вражеская морда, запачкал мои сапоги!

Он снова пнул Торокула в живот, потом вытер кончик сапога о гимнастёрку арестанта и со злобой приказал конвоиру:

– В камеру его!

Поросячьи глаза офицера выдавали его омерзительный характер. На скулах его гуляли желваки, он чувствовал себя властелином мира. Он и только он сейчас распоряжался судьбами арестантов. От настроения этого изверга зависело, жить им или не жить, и он был опьянён властью, забыв, что на земле есть еще другие ценности.

– Что, признался? – в свою очередь, спросил конвоир капитана, тупо пялясь на офицера.

– Пока нет, но признается, куда он денется!

– Да, товарищ капитан, конечно, признается.

Он уже усвоил, что у капитана все признаются.

– Тащите его в камеру, – скомандовал офицер и сплюнул сквозь кривые зубы.

– Есть, товарищ капитан, – отрапортовал конвоир и крикнул своему напарнику, чтобы он помог ему вытащить Торокула. Они вдвоём выволокли его за ноги, словно это был какой-то неодушевлённый предмет, протащили по коридору и бросили в камеру. Пол был холодный, и холод пронизывал до костей. С трудом открыв заплывший от побоев глаз, он увидел над собой лицо молодого парня. Тот смотрел на него испуганными глазами. Потом испуг его сменился на сострадание.

– Что они с вами сделали? – он вытер лицо Торокула платком. – Обращаются, как с животными.

– Ты кто? – с трудом произнес Торокул.

– Я Тууганбай.

– Тебя за что, молодого такого арестовали?..

– За брата посадили. Они его ищут и не могут найти. Говорят, что я его укрываю. А я, правда, не знаю, где он.

– Да, нехорошие времена наступили… – едва выговорил Торокул и облизнул опухшую губу с чёрным сгустком спекшейся крови.

– Я вас знаю, вы – Торокул Айтматов.

– Откуда ты меня знаешь?

– Я тоже, как и вы, из Таласа. Мы с вами земляки.

– А, это хорошо… Пить, – попросил он молодого человека.

– Воды? Здесь нет воды. Но я сейчас попрошу. – Охранник! – окликнул Тууганбай надзирателя. За дверью послышались тяжелые шаги.

– Чего тебе, ты что орёшь?! – отозвался из-за двери грубый голос охранника.

– Воды дай. Пить дай. Человеку плохо.

– Обойдетесь.

– Будь человеком…

– Сейчас я вам дам воды.

Послышался лязг ключей. Зашёл тот самый верзила с тупым лицом. В руках он держал ведро с водой.

– Кому здесь воды? – он презрительно смотрел на арестованных.

– Айтматову плохо. Пить надо дать.

– Ему, что ли? – и с размаху вылил на лежавшего воду.