Меч и Цитадель

– Канат нужен только для приземления. Без него флайеру пришлось бы преодолеть немалое расстояние, чтоб погасить скорость спуска. Зная, что мы здесь, внизу, он сбрасывает нам канат – совсем как человек в пруду мог бы протянуть руку тому, кто его вытащит. Флайер, видишь ли, тоже наделен разумом. Не таким, разумеется, как у Мамиллиана, не естественным, а сотворенным для него нами, однако этого разума вполне довольно, чтоб огибать препятствия и снижаться, получив наш сигнал.

Нижняя часть флайера поблескивала матово-черным металлом, верхняя же представляла собою купол – прозрачный, почти невидимый, вероятно, из того же материала, что и крыши Ботанических Садов. Над кормой его возвышалось примерно такое же орудие, как на спине мамонта, а еще одно, вдвое большее, венчало нос.

Автарх поднес к губам руку и прошептал что-то в сложенную горстью ладонь. В прозрачном куполе (как будто дыра на боку мыльного пузыря) отворился проем, а из проема прямо нам под ноги соскользнул изящный серебристый трап, на вид невесомый, тоненький, словно паутина. Шестеро гологрудых, оставив канат в покое, перевели дух.

– Взгляни-ка: подняться сумеешь? – спросил Автарх.

– Разве что с помощью рук, – отвечал я.

Автарх поднялся на борт первым, а я с позором, волоча за собой поврежденную ногу, вскарабкался следом за ним. Сиденья – пара длинных скамей, повторявших изгибы бортов, – несмотря на меховую обивку, на ощупь казались холоднее любого льда. Проем за моею спиной, стремительно сузившись, исчез без следа.

– Давление воздуха здесь останется прежним, привычным, как бы высоко мы ни забрались, – заверил меня Автарх, – так что удушья не бойся.

– К сожалению, для подобных страхов я слишком невежественен, сьер.

– Хочешь взглянуть на свою бывшую бакелу? Они сейчас далеко справа, но, если желаешь, я постараюсь их отыскать.

С этими словами Автарх сел за штурвал.

Машины мне прежде доводилось видеть только у Тифона с Бальдандерсом, да еще те, которыми у нас, в Башне Матачинов, заведовал мастер Гюрло. Вот их-то, машин, а вовсе не удушья, я и боялся, однако страх этот сумел одолеть.

– Выручая меня накануне, ты, помнится, не знал о том, что я здесь, в твоей армии.

– Пока ты спал, я навел справки.

– И именно ты приказал нам идти в атаку?

– В каком-то смысле… Я отдал приказ, результатом которого стала ваша атака, хотя непосредственно твоей бакеле никаких приказаний не отдавал. Уж не возмущен ли ты тем, что я сделал? Неужто, вербуясь в армию, ты полагал, будто тебе никогда не придется сражаться?

Флайер взмыл вверх. Рухнул, как я некогда и опасался, прямиком в небо. Однако стоило мне вспомнить пелену дыма, медный рев гресля, посвист снарядов, тела солдат, разнесенные ими в кровавую кашу, – и ужас мой обернулся гневом.

– Я ничего не знал о войне. А много ли знаешь о ней ты? Бывал ли ты хоть раз в настоящем бою?

Автарх, оглянувшись, сверкнул голубыми глазами:

– Бывал, и не раз – тысячу. Вот ты, по обычному счету, не один человек, а два. Как думаешь, сколькими людьми исчисляюсь я?

Ответил ему я лишь долгое, долгое время спустя.

XXV. Милосердие Агии

Поначалу мне думалось, будто на свете нет и не может быть зрелища удивительнее, чем армия, исполинской гирляндой вытянувшаяся перед нами вдоль поверхности Урд, разноцветная, сверкающая оружием и доспехами, сопровождаемая анпиэлями, парящими над нею почти так же высоко, как и мы, кружащими, вьющимися в токах утренних ветров.

Однако спустя недолгое время передо мною предстало зрелище еще более удивительное. То была развернутая к северному горизонту армия асциан, водянисто-белая, тускло-черная, закостенелая, неподвижная в той же мере, в какой наша казалась зыбкой, текучей. Придвинувшись ближе к носу, я во все глаза уставился на нее.

– Могу показать их поближе, – сказал Автарх. – Однако ты не увидишь ничего, кроме человеческих лиц.

Очевидно, он вознамерился испытать меня, только я не мог понять как.

– И все же позволь взглянуть на них, – сказал я.

В строю скьявони, глядя на наши войска, идущие в бой, я был поражен откровенной хрупкостью, эфемерностью их масс: сорвавшись с места, кавалерия мчалась вперед, будто всесокрушающая волна… и откатывалась назад, подобно обычной воде, не способной удержать на поверхности хотя бы мышь, той самой прозрачной субстанции, которую без труда зачерпнет горстью любой ребенок. Даже пельтасты, ощетинившиеся копьями, укрывшиеся за стеной хрустальных щитов, выглядели не более грозно, чем игрушечные солдатики на столе.

Теперь я смог оценить в полной мере, сколь непоколебимо выглядят вражьи ряды – прямоугольники из сотен тысяч солдат плечом к плечу, с огромными, будто крепости, машинами посередине.