Исполнив все как приказано, я с головы до пят укрыл его тело его же собственным шафрановым халатом, а опустевший флакончик повесил себе на шею. Воздействие снадобья, как он и предупреждал, оказалось просто-таки сокрушительным. Ты, мой читатель, вероятнее всего, проживший всю жизнь только с одним сознанием, наверняка не сумеешь даже вообразить, каково приходится обладателю двух или трех, а уж тем более – сотен. Продолжив жизнь во мне, все они радовались новой жизни каждый на свой лад. Вновь ожил и мертвый Автарх, чье лицо я только что своими руками обратил в алое месиво. Отныне глаза и руки мои принадлежали ему, а я постиг уклад жизни пчел в ульях дворцовой пасеки – всю божественность этих созданий, по повелению солнца летящих каждое утро за златом, в изобилии порождаемым Урд. Известен мне стал и его путь к Трону Феникса, и путь к звездам, и дорога назад. Сделавшийся моим, его разум переполнил мой сокровенными знаниями, о существовании коих я прежде даже не подозревал, а также всем, что привнесли в его разум другие. Явленный мир, мир объективных явлений, выцвел, поблек, словно рисунок на песке, над которым со стоном пронесся залетный ветер. Пожалуй, сосредоточиться на нем я не смог бы даже при всем желании, а мне этого ничуть не хотелось.
Ткань шатра, ставшего нам тюрьмой, тоже поблекла, из черной сделалась сизой, сходящиеся к вершине углы закружились, замелькали, словно призмы в калейдоскопе, а я, сам того не сознавая, упал, рухнул рядом с телом предшественника, и все мои попытки подняться обернулись не более чем хлопками ладоней оземь.
Долго ли я пролежал так? Даже не знаю. Нож – ныне (по-прежнему) принадлежащий мне – я вытер и спрятал точно так же, как он. В этот момент я словно воочию увидел себя самого – многие дюжины образов, силуэтов, наложенных один на другой, одновременно рассекающих стену шатра и ускользающих в ночь. И Севериан, и Текла, и мириады других – из плена бежали все. Картина оказалась столь яркой, что мне то и дело чудилось, будто все это происходит взаправду, но вместо того, чтоб бежать меж деревьев, огибая усталых, спящих без просыпу асциан, я снова и снова оказывался в знакомом шатре, на земле, рядом с безжизненным телом под шафраново-желтым халатом.
Чьи-то руки крепко сжали мои. Заподозрив, что за мною вернулись офицеры с хлыстами, я кое-как разлепил веки и попытался подняться, прежде чем меня начнут бить. Увы, перед глазами чередой, словно картины, сменяющие одна другую в руках хозяина дешевой галереи, замелькали сотни разрозненных образов, всплывших из недр памяти: состязание бегунов, уходящие ввысь трубы органа, чертеж из множества линий с метками на пересечениях, дама в карете…
– Что с тобой? – спросил кто-то. – Что с тобою стряслось?
Явственно чувствовавший, как с губ стекает на подбородок слюна, ответить я тем не менее не сумел.
XXX. Коридоры Времени
Хлесткий удар обжег щеку.
– Что здесь произошло? Он мертв, а ты… одурманен?
–
Сказал это кто-то другой, и вскоре я понял кто – юный палач, Севериан.
Но кто же тогда я сам?
– Вставай. Вставай, уходим.
–
– Караульные, – поправил нас тот же голос. – Их было трое, но мы со всеми покончили.
Я шел вниз по лестнице белой, как соль – вниз, к ненюфарам в затхлой стоячей воде.
Рядом со мною шла смуглая от солнца девчонка с продолговатыми, слегка раскосыми глазами. Из-за ее плеча выглядывал один из каменных эпонимов. Воплощенное в нефрите, лицо изваяния вышло из-под резца скульптора зеленым, словно трава.
– Может, он умирает?
– Он уже видит нас. Взгляни на его глаза.
Теперь я понял, где нахожусь.
Вскоре к нам в шатер заглянет балаганщик и велит мне проваливать поскорее.
– Над землей, – проговорил я. – Ты ответил, что я отыщу ее над землей. Так и вышло. Вот она, здесь.
– Идем. Мешкать больше нельзя.
С этим они – зеленый человек слева, Агия справа – подхватили меня под руки и вывели наружу.
Долгое время – именно таким долгим и представлялось мне бегство в воображении – шли мы по лагерю, переступая порой через спящих асцианских солдат.
– Караулов они почти не выставляют, – шепнула мне Агия. – Водал рассказывал, будто их предводители так привыкли к беспрекословному послушанию, что вероломного нападения даже представить себе не могут. Отчего нашим солдатам нередко удается застать асциан врасплох.
– Наши солдаты… – ничего не поняв, повторил я, словно малый ребенок.
– За этих мы с Гефором больше не воюем, – пояснила Агия. – Налюбовались на них – одного раза хватило. У меня счет к тебе, а они тут ни при чем.
Тем временем составлявшие мой разум разумы встали по местам, притерлись друг к другу, и я более-менее пришел в себя. Когда-то мне объясняли, что слово «автарх» означает «самодержец», и, кажется, теперь я понял, откуда взялся сей титул.
– Помнится, ты желала мне смерти, а теперь помогаешь бежать. А ведь могла бы просто зарезать, – заметил я, вспомнив кривой траксский нож, подрагивающий в дощатом ставне Касдо.