Меч императора

Птичка ведь не над самой землей летела, верно? Небось пуганая уже, ниже верхних веток вряд ли рискнула бы спуститься. Но раз она лежит тут в столь непрезентабельном виде…

Когда меня кольнуло недоброе предчувствие, а вдобавок чувствительно обожгло грудь, недвусмысленно намекая, что мастер-тень стоит слишком близко к краю, я развернулся и со всей доступной скоростью рванул прочь, мысленно велев Чернышу проваливать отсюда на хрен. И вовремя. Как только я сорвался с места, слабо колыхающийся купол вдруг изогнулся и, сжавшись пружиной, выстрелил мне вслед громадной соплей, на конце которой расцвело несколько сотен ярко-розовых присосок. Я увидел их лишь краем глаза, мельком, когда улепетывал оттуда во все лопатки. Но если бы Надир вовремя не хлестнул коня, одна Рам знает, что бы от меня осталось, когда эта ментальная пиявка хлестнула меня наотмашь по спине.

Могучим рывком меня в последний момент все-таки выдернуло из-под удара и, окунув мордой в сугроб, стремительно поволокло по свежевыпавшему снегу, который мигом забился в глаза, уши, ноздри и даже в рот, заставив сдавленно закашляться. Спину, естественно, опалило. Тут же, словно вознегодовав от моей глупости, активизировалась императорская печать. Резервы, которые и без того ухнули вниз, едва не показали дно. Но мне было уже не до того, чтобы всерьез этим озаботиться.

Дурная метка заставила меня согнуться крючком и заскрежетать зубами, проклиная тот день и час, когда я согласился стать тенью императора Орриана. Рамова тварь… Такое впечатление, что с каждым разом она обжигала все сильнее, хотя, казалось бы, все должно было быть наоборот. Распаляясь с каждой секундой, печать все-таки заставила меня тихо взвыть, зарываясь лицом в рыхлый снег. А когда я услышал испуганный окрик и почувствовал, что какая-то тварь так и продолжает держать меня за ногу, запоздало сообразил: все-таки зацепило. Более того, присосавшаяся пиявкой, сонная, но на редкость прожорливая медуза продолжает тянуть из меня энергию!

Вот отчего печать не затыкалась! Похоже, своим поведением она всего лишь намекала, что сдыхать мне еще рано.

– Вот же блин… – прохрипел я, извернувшись и увидев тянущееся от моего сапога к болоту активно сокращающееся розовое щупальце. – Отцепись, уродище!

Оторвать присоску удалось с немалым трудом, учитывая, что меня при этом так и волокло по снегу. Да еще я, болван, упустил время, решив, что смогу вернуть утраченное уже изученным и привычным способом. Угу, хрена с два! В полусонном состоянии медуза, как и мои резервы, наотрез отказывалась отдавать проглоченное! Похоже, в спячке она могла ее только поглощать. Или же ее измененные отростки не были предусмотрены для обратного процесса. Как бы там ни было, пока я сообразил, что напрасно теряю время, и отцепил от себя липкую дрянь, от моих резервов остались лишь жалкие остатки. Медуза высосала все за считаные секунды. Подчистую. Как монструозный пылесос. Так что когда Надир наконец остановился и подбежал, меня хватило лишь на то, чтобы приподнять голову и хрипло каркнуть:

– Не подходи! Убью!

Ашеяр замер в нерешительности. А мне стоило немалого труда от него отвернуться. Честное слово, я уже давно не испытывал такого бешеного, дикого, всепоглощающего звериного голода. Он воистину ослеплял. От него сводило зубы, рот наполнялся слюной, а перед глазами колыхалась кровавая пелена. Не зря говорят, что голодный дарру быстро теряет над собой контроль и становится опасен для всего, что окажется поблизости – сейчас я действительно был готов убивать всех без разбору. И Ворчуна рядом не было. И живности, как назло, в округе не осталось. Даже завалящего драхта и то не достать!

– Возвращайтесь в крепость, – прошипел я, поняв, что еще немного, и мне действительно станет все равно, кем питаться. – Оставь коня и уходи! Живо!

Надир понял. Попятился, отвернулся, поймал моего перепуганного скакуна и, вскочив в седло, что было сил его пришпорил. Следом за ашеяром, повинуясь окрику, потянулись растерянно оглядывающиеся Атис, Эрт, Митт и озабоченно хмурящий брови Орхос. А я, с трудом дождавшись, когда они отъедут на приличное расстояние, поднял голову. Отыскал нервно приплясывающего поодаль коня Надира. После чего потянул его за привязанную к поясу веревку и, увидев отчаянно большие глаза, в которых страх уступал место обреченному пониманию, тихо сказал:

– Прости.

Глава 15

В крепость я вернулся глубоко за полночь – все еще голодный, но уже вменяемый и соответственно злой. Ворота мне открыли без разговоров. Спокойно впустили. Позволили прошлепать на восточный двор. Ни о чем не спросили. Ни слова не сказали, когда я с угрюмым видом добрался до своей комнаты и жадно присосался ко всем нитям, которые смог с ходу выдернуть из стены. Более того, до утра меня вообще никто не побеспокоил, и даже его сиятельство к себе на ковер не вызывал.