Меч истины (СИ)

Что это была за пробежка! Никогда не чувствовал себя гадостнее. Бежать вровень со мной бедный калека не мог, он изо всех сил ковылял, сбиваясь с дыхания, а я шёл за ним шагом и напоминал надсмотрщика в рудниках. В конце концов, мне стало невмоготу от этой роли, я оставил Проксимо и побежал по лесной дороге. Ледяной туман студил горящее от стыда лицо.

Я думал, он повернёт обратно. Бегал я долго, и всё же встретил его на тропе, ковыляющего за мной. Уши парня были красные, а лицо уже белое. И дыхание вырывалось рывками. Упрямый? Замечательно! Что, если однажды его сердце просто не выдержит?

Назад мы возвращались шагом. Я почти насильно заставил его перевести дыхание. Он согнулся вдвое, мне казалось, его вырвет. Потом я оставил его в покое. Думаю, он пролежал пластом весь остаток дня.

Назавтра, когда я появился на рассвете у его изголовья, он уже не спорил. Всё повторилось, как в дурном сне: тупое до изнеможения беспомощное ковыляние калеки, мой неистовый бег по лесу. Я понимал, что извожу Проксимо этим больше всего, демонстрируя его никчёмность. Но у меня не хватало моральных сил наблюдать до бесконечности его мучения.

На третий день он поднимался с постели, как тяжело больной. Всё тело должно было безумно ныть и жаловаться от непосильной нагрузки. А что делалось с больной ногой, я даже представить не пытался. Пришлось сократить пробежку, я заставил его подвигаться ровно столько, чтобы разогревшаяся кровь прогнала из мускулов тяжесть и боль. Потом повёл на выгон. Ещё с вечера там стояло два ведра воды. Позволил ему умыться из одного, плеснул на себя из другого. А потом приказал Проксимо держать эти вёдра на вытянутых руках, пока разминался сам. Он не выдержал до конца, руки опустились.

Через неделю пыток на площадку явился Валерий. Он подошёл ко мне настолько близко, что мы стали похожи на драчливых петухов, толкающихся грудью прежде, чем сцепиться.

- Если тебе нужно кого-нибудь мучить, почему не выбрать раба?

Я просто отвернулся и стал отжиматься от земли. В этой ситуации агрессивный напор Валерия выглядел нелепо – не мог же он наклоняться в такт, продолжая ругаться со мной. Молодой офицер, впрочем, всё понял сам и молча отошёл, но продолжал смотреть. Его взгляд щекотал мою голую спину, заставляя чувствовать все шрамы, избороздившие кожу. Мне казалось, под взглядом Валерия они стали более заметны.

Чёрные глаза Проксимо полыхнули бессильной яростью, когда он понял, что помощи не будет. И всё же молча упал, опершись ладонями о землю, и стал отжиматься. Жалкое это было зрелище. Особенно если учесть, что я-то отжимался на пальцах.

Валерий начал третировать меня своим присутствием ежедневно. Я знал, он уговаривает Проксимо прогнать варвара-учителя прочь. По счастью, ученик ненавидел меня столь сильно, что был готов умереть, лишь бы доказать мне… что? Не важно. Когда так ненавидят, главное – самому быть сильным. Хотя бы в собственных глазах. А я просто нажил ещё одного врага. К которому не надо бы поворачиваться спиной, иначе меня раздавят, как гадину.

Публий Донат посетил наши занятия через две недели. Проксимо отчаянно потел, пытаясь вытолкнуть на руках непослушное тело. У него уже получалось сделать это десяток раз. Он не заметил дядьку, а я сразу понял, почему он явился.

Накануне Валерий обвинил меня в пристрастии к солдатской любви. Дело было в бане, где я сосредоточенно мял одеревеневшего Проксимо. Я должен был начать это гораздо раньше - не учёл, насколько дряблым был мой ученик. На пятый день он поднимался с постели с проворством ожившего трупа. Скакать по лесу или заниматься на выгоне бедняга был неспособен. Я проклял себя за беспечность. Знал же, что непривычным к нагрузке мускулам нужен массаж. Но понадеялся, сам не знаю на кого. В доме были бани, я думал, что молодой человек расслабляется в них время от времени. Мыслитель!

Я потащил его в парильню, хорошенько разогрел и размял, а потом отправил обратно под одеяло. С тех пор я массировал Проксимо после каждого занятия. Не знаю, нравилось ли ему, но он терпел. Особенно нуждалась в уходе больная нога. Кажется, её частенько сводило судорогой, но этот олух из гордости молчал.

Валерий застал идиллическую картину: расслабленный Проксимо растёкся на ложе и почти задремал. Может статься, что и моя физиономия выражала удовлетворение: узлы мышц под лопатками развязались, правая нога больше не напоминала клубок струн. Я чувствовал себя молодцом. А оказался болваном.

Цинна созерцал нас некоторое время, потом спросил, обращаясь ко мне:

- Тебе нравится его трогать, не так ли?

Честное слово, я и понял-то не сразу, а лишь после того, как внезапно напряглась спина Проксимо. В гладиаторской школе мужеложство не поощрялось, как и прочие виды привязанности. Для удовлетворения половой потребности к нам приводили дешёвых старых шлюх. После непосильных занятий и так-то на любовь не тянет, а эти бедные создания способны соблазнить только слепого. Нет, девственником я не был, но до Аяны ни одна женщина не приводила меня в состояние любовной лихорадки. А уж мужчины – тем более.