Меч истины (СИ)

…я думал, можно испачкаться в крови, но не коснуться грязи. Мне досталось и то, и другое. Но ей это было всё равно.

Она не красавицей была, моя девочка. Красавицы, видел я их! Разве в этом дело? Она меня принимала, несмотря на грязь и кровь, видела таким, каким я себя видел лишь в мечтах… прежде, чем мечты в первом бою растоптали…

А глаза лучились! Как жить на свете с такими глазами, когда они всю тебя на погляд миру выставляют? Тебя такую беречь надо, чтобы не тянулись чужие лапы к лебединой мечте.

И голосок другой был, звонкий. Она ведь подпевать мне взялась. Потому и запомнила песню, дочке передала. Хоть говорила и тогда уже странно: вроде не о том, что есть, а о том, что похоронил и скрываешь от всех под неподъёмной скалой. И от себя самого скрываешь…

«Лучик, ты хороший!»

Хороший! Всего-то. Я за эти слова горы сдвинуть мог. А не смог даже простого – вовремя на помощь прийти. Пока жила на свете моя девочка с голубыми глазами… а не ведьма седая, болью изломанная!..

Утро вставало ясное, умытое дочиста дождём. Там, внизу, должно быть, кровь тоже смыло – не найдёшь. Только нам вниз нет дороги, нас и здесь найдут.

Вначале послышались из-за поворота голоса. Гомонили сдержано, без гнева. А чего злиться – добыча вот она, некуда ей бежать! Бросать, что ли, пояс в море?

Мы промедлили с этим, и они вышли на вершину. Рейна я не увидел. Тотилу вели не слишком бережно. Впереди шагал белобрысый Хаген. Умный он парень, Хаген, не зря я его опасался. А вожак где?

За спиной коротко охнула Аяна, только тут я разглядел две головы, что над остальными существенно возвышались. Эрик от солнца щурился. Длинному щуриться было нечем – у него пока один глаз за двоих трудился. Морда в синяках, рубаха в крови, верёвками обмотан, как колбаса. Хорош!

Аяна вышла вперёд:

- Стоять! – голос был чужой – низкий, хриплый, простыла за ночь? – Я его сейчас в море брошу!

Гераклов пояс она держала обеими руками, лук болтался за спиной. Молодчина, амазонка называется! Бери нас теперь голыми руками.

- Не торопись, красавица, - мурлыкающий голос Эрика был почти весёлым. – Погляди, кого я привёл! Отдай цацку – весь твой будет! – и весело прищурился. – Ну?

Был момент, я поглядел на Визария, ожидая, что он остановит её. Но Длинный стоял молча, даже на Эрика не смотрел. Неужто жить захотел? Не знал за ним такого!

Аяна колебалась недолго. Когда здоровяк двинулся вперёд, раздвигая готов и таща за собой Визария, она сделала шаг. И отдала пояс Эрику. И взамен получила своё сокровище, которое тут же принялась из верёвок выпутывать. Не очень у неё получалось – руки тряслись. Длинный не шевелясь на Эрика глядел. А готы загомонили радостно, Хаген двинулся вперёд.

Только Эрик ему не отдал пояс. Отошёл подальше на обрыв, полюбовался золотым блеском:

- Отменная работа!

А потом застегнул его на себе.

Не думаю, чтобы Хагену он был впору, белобрысый слишком худощав. А вот Эрику подошёл – волос лишний не всунешь. Прищёлкнул языком:

- Вот так правильно будет! – и обернулся ко всем. – Чего уставились, олухи? Думали, что обокрали вас? Мечей Истины во всём обвинили, баб догонять взялись. И это всё из-за куска дублёной кожи с блестяшками? И добро бы он вам для дела нужен. Так нет же, соседей резать, друг другу кишки выпускать! А вот не будет по-вашему! Я так сказал!

И прежде, чем кто-либо успел вымолвить, просто шагнул за край скалы – туда, где внизу лохматилось пенными бурунами море. Только чайка всхлипнула коротко…

Какая была тишина! Потом мы все вперемежку кинулись к краю. Не знаю, может, надеялись, что выплыл? Или думали, что он висит на скалах, и можно достать пояс.

Внизу не было никого.

И вдруг кто-то тонко запищал, завыл горестно. Я не сразу узнал голос. Тотила!

Слепец ковылял, шаря руками, как потерявшийся младенец. Никто его не останавливал, так бы и улетел за край. Остановил властный Жданкин голос:

- Жрец! Ты не сможешь его вернуть. Хозяин забрал своё добро. Ты сам видел! Бог ходил среди вас, но вы оказались недостойны своего бога. Чего ты хочешь теперь – свалиться за ним?

Хаген резко поймал за плечо слепого, дёрнул его в толпу, там подхватили. Калека ещё плакал, его не жалели, но и не гнали.

Белобрысый стоял впереди всех и непонятно смотрел на нас. Где же Рейн? Что у них там случилось прошлой ночью?

- Пояса больше нет, - без особой печали сказал Хаген.

Визарий кивнул, соглашаясь. С этим вообще было трудно не согласиться.

- Значит, нам здесь нечего больше делать?

- Вроде бы так.

Белобрысый усмехнулся:

- Меч Истины, ты, никак, рад тому, что случилось. А как твои сарматы?

Визарий пожал плечами:

- Меня позвали не сарматы, а Геракл. Таким вещам не место среди смертных. Смертные должны управляться сами.

- Согласен, - коротко кивнул Хаген.

Он сделал знак своим молодцам и пошёл прочь с вершины, оставляя нас одних. Визарий смотрел ему вслед, и глаз, не закрытый синяком, был печален.

- Всё окончилось ничем. А могло окончиться трёпкой. Геракл, говоришь? Ненавижу героев!

Жданка, усевшаяся вновь под скалой, чтобы убаюкать испугавшуюся Златку, глянула на меня строго:

- Не надо, Лучик. Ты не должен так говорить.