А может и не Лин. Трактирщик или вышибала тоже слышали разговор. Вышибала отпадает, он прибежал следом за мной. Трактирщик тоже – и по двум причинам. Он был в корчме, когда Пётр закричал. И потом, ну не осязал я его брюхо спиной. Нападавший твёрдый был, как доска, и очень сильный. Воин, а не пузырь с вином.
Впрочем, второй мог быть и не из таверны. Кто-то услышал разговор, вышел наружу и предупредил Кикна, а потом спокойно вернулся обратно. Нет, не только Кикна, ещё кого-то. Ох, не нравится мне это множество тёмных личностей за порогом. Я предпочитаю обходиться известными. А значит, надо искать Лина!
Лин был на рыбалке со вчерашнего дня. Я выпросил лодку у вдовы Евмена. Она сказала, где взять, не спрашивая подробностей. Думаю, она даже не очень понимала.
На реке было пустынно. Рыбаки предпочитали сидеть в харчевне, поминая убитых. И только волосатый ушёл на лов. Странно, если вдуматься.
Лодка была старая, с давно не мазаными уключинами – они орали на всю реку. Я грёб, ругая себя за то, что не догадался взять масла. Впрочем, я ведь домой не заходил. Я вообще никому о своих планах не сказал. Чем меньше народу знает, тем безопаснее, особенно если учесть, что я поехал один, а на Танаисе и большими ватагами мужики пропадали. Надёжнее тайком и в одиночку. Когда бы не уключины. Я часто останавливался, подливал в них воды, тогда они скрипели несколько тише.
Танаис – река причудливая, на ней и заблудиться недолго - столько рукавов, затонов, проток. Порой вдоль берега стоял такой камышовник, что боевым кораблём не пробить. Впрочем, в такие места я не совался – нетронутый камыш и с воды видать. Меня интересовали места, где могла пройти рыбачья лодка. И оставить следы.
Протоки неожиданно закончились, и вновь впереди развернулся широкий плёс. Впрочем, у левого берега темнел, уходя в камыши, ещё один рукав, но мне надоело цеплять стебли веслами, и я поплыл стрежнем, решив, что вернусь обратно, если не найду следов.
И тут к плеску воды и вою уключин стал добавляться какой-то звук. Отдалённый шум, похожий на… Многоголосый, отрывистый, высокого тона… - вороний грай!
Честно скажу, не хотел я услышать этот звук. Хотя был внутренне готов, не зря слушал в трактире про него в четыре уха. Лин?
Вороны кричали ниже по течению. Я не решался приближаться к берегу, поросшему густым ольховником с непролазным подлеском. Хотя понимал, что стрелой из кустов меня и без того можно снять: лодка, как пуп посреди живота – слепой не заметит.
Ольховник пошёл на убыль, вороны галдели всё громче, взвиваясь с верхушек здоровых дубов. Дубрава прозрачна, ничего там не растёт, кроме травки по щиколотку. Удобно к берегу подойти, удобно караулить.
Вот только сейчас едва ли там кто-то был, кроме ворон. Чем ближе я подплывал, тем нестерпимее становился тяжкий запах смерти. Кто бы это ни был, его не сегодня убили. Я отыскал лоскут и завязал лицо, но не чуять совсем - не получалось.
Нет, нынче на деревьях висел не Лин. Или не только он. Едва не сотня ворон снялась с места при моём появлении. Снялась – и вновь опустилась на ветви, где была пожива.
Меж дубов стоял торговый погост: дощатая пристань на сваях, сараи для товаров. Всё пусто. Если не считать воронья.
Пристань показалась мне очень тёмной, это странно – постройки вроде недавней, дерево свежее. Я в последний раз толкнулся вёслами и сложил их. Пока лодка медленно скользила к берегу, потянулся за мечом. Стараясь не шуметь, накинул чалку на верхний конец сваи. Впрочем, едва ли меня можно было услышать за птичьим гвалтом. Пригнувшись, скользнул на пристань.
Неудивительно, что она выглядела тёмной. Местами доски были залиты кровью сплошь. Дожди взялись поливать исправно каждый день, но они не сумели смыть кровь до конца – больше растеклось кругом. Приходилось по ней ступать.
Я заставил себя поглядеть на деревья, на которых пировали вороны. Останков было много. Не один человек, и не два. Кто, откуда? Кроме этих страшных украшений и обагрённых досок пристани – никаких иных следов: ни повозки, ни корабля. Корабля?.. Какое-то длинное древо болталось на отмели ниже по течению, но я не пошёл смотреть. Мне на погосте зрелищ хватало.
Бандиты развесили по деревьям руки и ноги. Изредка на них были видны окровавленные, исклёванные лохмотья, но опознать что-либо по этим обрывкам даже Визарий не смог бы. Торс мне попался только один. Он был насажен на рожон в том месте, где пристань сбегала на берег. Мужчина, немалого роста и широкий в плечах. Голову сняли не мечом. Шея была словно изжёвана. Я многое видел в жизни, но от этой картинки меня едва не стошнило. Навидавшись такого, я сам готов был поверить в ламий.
Голова отыскалась поодаль, в кругу сараев. Она торчала на длинном копье. Птицы успели расклевать её, но не настолько, чтобы неузнаваема стала благородная седина и правильные черты лица. Не стоило тебе ездить по реке, Филомен!
Я долго стоял перед ним, туго соображая. Удалось бы остановить его, если бы смерть Петра не отвлекла меня? Что изменилось бы, отправься я с ними? Тоже б на деревьях висел?