Не знаю, почему, я вдруг закрыл глаза. Должно быть, мне не хотелось видеть вытянутые от изумления рожи стратега и его помощника. Кое-то время ничего не происходило. Трещали лучины, да шумно сопел забитым носом убогий Гилл. А потом в кругу зародилась какая-то незримая сила. Она принялась расталкивать нас наружу. Я напряг руки, чтобы не дать кругу развалиться.
И вдруг всё исчезло, и я увидел сон наяву. Я хорошо понимал, что это сон, потому что продолжал слышать сопение Гилла. Его ладонь внезапно взмокла. И всё же я был не здесь, и я был не я.
На Мёртвом Танаисе уже смерклось. Корабль Филомена стоял у пристани, и мачта была снята для починки. Сам купец ходил по доскам живой и отдавал приказания. Странно, слов я не понимал, будто до меня долетали лишь обрывки.
Поодаль на берегу уже теплили костры. Высокие охранники ходили, улыбались, пробовали мясо, шипящее на вертеле. Потом откуда-то достали вино, но меня не угостили. И Филомен поднимал чарку, и я снова не мог разобрать, что он говорит.
Я был среди пирующих, путался у них под ногами, они отмахивались со смехом, словно от привычной докуки. И тогда я полез под мостки и заснул там.
Странно это – спать во сне. Проснулся оттого, что огни стали ярче, а клики веселья сменились стонами боли. В щель мостков видно было немногое: мелькали чьи-то ноги, падали угли, прокатилась, разбрызгивая кровь, голова и упала в воду. А потом я увидел, кто это делает – и задохнулся от ужаса. Нет, меня – Лугия, Меча Истины – было не напугать и таким. Но сейчас я стал убогим Гиллом. Впрочем, Лугию это зрелище тоже не показалось: голова слетела от удара кривого однолезвийного меча в руках белобрысой статной девки. И одного удара ей показалось мало, с мясницким уханьем она подняла свой клинок и рубанула упавшего снова. Лицо у девки было длинное, волосы тоже длинные и прямые – они рассыпались по плечам. А глаза совершенно рыбьи – светлые, безо всякого выражения, и от этого улыбка на точёном скуластом лице казалась приклеенной.
Двое бандитов под руки притащили Филомена. Он был порядком изранен, но переставлять ноги ещё мог. Впрочем, пока ему не давали упасть. И другая девка – в точности копия той, что с мечом – подошла к нему, держа раскалённую железяку. Филомен дернулся и громко застонал, когда она ткнула этой железякой ему в лоб. Да, мне говорили, что Адраст тоже был клеймён. И кто-то ещё, не помню, не сейчас… зрелище становилось нестерпимым даже для меня, привычного к виду крови. Но это было не всё, что видел несчастный Гилл.
Похожий на жабу Кикн обвил шею купца какой-то шипастой цепью, и резко дёрнул. Брызнула кровь, и он плотоядно засмеялся, потому что она оросила ему лицо. И так же смеялись две одинаковые девки с неживыми лицами. Вправду, что ли, ламии?
К счастью, человеческой выносливости есть предел. Гилл потерял сознание, когда его дядька был ещё жив. Так что мы не видели остальное. Я готов был разнять руки, изнемогая от увиденного, когда немой Гилл показал нам ещё одну картину. И я задохнулся от изумления.
По реке плыла лодка. В лодке стоял могучий витязь с арфой и что-то пел. Волосы у витязя почему-то были чёрные. Это меня он так увидел? Ничего себе!
Сила рвалась прочь из кольца, мокрая ладонь Гилла норовила выскользнуть из моей руки. А потом вдруг то, что было в кругу, враз исчезло, только Жданка дёрнулась, будто её резко толкнули в грудь. Аяна спешно подхватила, потому что жена моя была почти неживая.
Я сам не понял, когда открыл глаза. Томба настороженно смотрел на меня:
- И как тебе всё это нравится?
Я понял, что он видел то же самое.
- Никак, - спёртым голосом произнёс стратег. – Глазам дурачка невозможно верить.
Кратон с усмешкой спросил у меня:
- Ты, в самом деле, плыл там, играя на арфе?
- Ага. А ещё я хожу по водам. На голове. На той, черноволосой. У меня их две.
Кратон невесело заржал:
- Вот обогатились знаниями!
Мне было интересно, как они всё это видели, ведь их не было в кругу. Но Томба проявил себя старшим в доме, не дал спросить. Когда-то он был в числе телохранителей наместника, эти ребята ни с кем не церемонятся!
- Сейчас вам лучше уйти. Жданка сделала всё, что могла. Не её вина, что убогий видит не так. Женщине надо отдохнуть.
У греков не принято воспринимать баб всерьёз. Но в чёрном племени Томбы всё было иначе, и выглядел увечный воин так, что танаисцы не посмели ослушаться.
- А с этим что? – Кратон указал на Гилла.
Александр угрюмо произнёс:
- При нас будет. Мало ли?
У меня не было никаких идей, так что удерживать их я не стал. Да и Жданка беспокоила. Впрочем, Аяна уже усадила её, поила простоквашей. Жданкины руки теребили пояс Визария, но снять его она не пыталась. Томба хромал кругом, гасил недогоревшие лучины. Мои домашние выглядели так, словно происшедшее было чем-то обыденным, что мы делаем ежедневно.
- Что ты понял? – обернулся Томба ко мне.
- Что мальчишка смотрит задницей и думает брюхом.
- А кроме этого?
Ну, как это может быть, чтобы коренастый седой нубиец был похож на долговязого русоволосого римлянина? И говорил с теми же интонациями.
Я пожал плечами.