- Ушли, не сомневайся. Я проверял, - пробурчал Эрик.
Вот. Теперь мне действительно нечего больше желать. И, в общем, нет причин мучить себя дальнейшим усилием. Я сполз на подушки.
- Э, нет! – сказал Метос. – Вставай, ты можешь, если хватает сил на пустые разговоры. Опирайся на меч и вставай. Не бойся, он выдержит.
- Какой меч?
Но черен уже уютно лёг в ладонь, неожиданно обогрев её, словно рука друга.
- Я сломал его…
- Ты не его сломал. Извини, тот меч я сделал с изъяном. Когда-то он должен был тебя подвести. Этот совсем не таков.
Не знаю, каким образом, но я это вполне ощущал. Дело не в балансировке или упругости. Погибший в этом смысле тоже был отменным. Но никогда ещё я не чувствовал подобного единения со своим клинком. Даже с тем, который не выпускал из рук пятнадцать лет, который многократно умыл кровью самых гадких злодеев. Этот, новый, был моей частью, моим продолжением, моей опорой…
Внезапно оказалось, что я уже стою на ледяном мозаичном полу, и клинок, на который я опираюсь, норовит согнуться в дугу, но всё же держит.
- Для начала хватит! – воскликнул Метос, и Эрик торопливо и бережно вернул меня в кровать. На этот раз от его объятий я не потерял сознание.
- Подышал? Хорошо. Через час повторим, - бессмертный лекарь отошёл туда, где стояла клепсидра.
Вот тогда я снова задал свой вопрос. И он не то, что не желал ответить, а стал просто дразниться. Но тут в комнату вошёл Авл Требий и пригласил гостей в трапезную. А я уснул, едва мои спасители отвернулись.
Христиане верят, что всё совершённое нами, возвращается сторицей. Не знаю, по этой логике Мейрхион должен был задушить меня подушкой во сне. Несколько лет назад я избил его и своротил ему нос, сделав без того непривлекательное лицо ещё более устрашающим. Вместо этого Авл Требий спасал меня, укрывая в своём доме, когда ищейки епископа разыскивали Визария по всему Истрополю. В этом доме я вновь учился ходить и дышать, и хозяин ни словом не поминал о нашей размолвке.
Мне тоже не хотелось ни о чём вспоминать. Я стал поразительно равнодушным, и только Метосу удавалось вывести меня из апатии. Он заставлял трудиться мой разум – пожалуй, единственную часть меня, которая не была отбитой и переломанной. Он даже мог заставить меня злиться, когда не хотел отвечать на мой вопрос. Я злился и делал то, на что не был способен в спокойном состоянии. Чаще всего подобным образом он понуждал меня встать.
Ходьба не желала делаться лёгкой и привычной. Я по-прежнему долго надрывно кашлял, выплёвывая сгустки крови. Но неумолимый Метос снова совал мне в руку меч, я ощущал в себе силу и вставал. А потом бродил по остывшим комнатам, с трудом волоча ноги, пока не становилось темно в глазах.
Меня переполняла горечь. Она казалась мне похожей на запёкшуюся кровь, которая собиралась в лёгких, мешая дышать. Порой я даже ненавидел этого бессмертного, который обрёк меня на путь меча, а теперь не давал спокойно уйти, продлевая мои мучения. Ещё больше я злился, что он не хотел отвечать прямо. Когда окрепну, обязательно сломаю нос и ему.
Однажды, когда я закончил свои бессильные блуждания и опустился на кровать, мой взгляд упёрся в этот новый клинок, который Метос отковал, когда я был при смерти. Остриё давно должно было затупиться – столько раз я на него опирался. Болезнь сделала меня худым, как палка, но кости тоже что-то весят. Вопреки этому сталь выдерживала, и лезвие не тупилось.
- Почему мой первый меч ты сделал с изъяном? – внезапно спросил я.
Прогулка была закончена, до следующей порции мучений оставалось время, поэтому Метос был в миролюбивом настроении.
- В этом виноват скорее ты, а не я. Но тогда я сам ещё не понимал этого.
- Я тоже не понимаю.
Он сел, закинув руки за голову, потянувшись и хрустнув суставами. Я успел заметить, что ему доставляло большое удовольствие любое движение. Он просто смаковал некоторые простые вещи, словно так и не успел привыкнуть к ним. От этого походка и жесты обретали какую-то особую грацию. Даже Эрик с его великолепным телом двигался менее эффектно.
Для Эрика всё было просто. Мы закончили гонять Визария – значит можно сесть и насладиться покоем и хорошим вином! Он и садился, и плетёное кресло жалобно стонало под ним.
- После того, как Эрик рассказал мне, что стало с поясом, я понял - колдуны правы. Каждая вещь несёт на себе отпечаток хозяина. Особенно вещь, сделанная на заказ. Так было не всегда, но с тех пор, как мир свихнулся, боги завалили смертных магической силой, а смертные научились её использовать. Виноват, я тоже в этом поучаствовал. Попробовать захотелось! В тот год, когда мы познакомились, твоя душа стремилась к убийству. Она сама была с изъяном, что же удивительного, что это отразилось в клинке?
Я никому не говорил о том, чем попрекал меня Прокл. И всё же Метос употребил сейчас то же слово. Убийца. Я не мог стать никем иным. Я всего лишь меч, наивно думать, будто мечом можно писать поэмы! Теперь меч затуплен и сломан. Такие выбрасывают на свалку. Или перековывают, если они представляют ещё какую-то ценность. Кажется, меня пытались перековать.