Красавица отвернулась, кусая пухлую губку. Рваную тунику она сменила – оказалась в запасе. Но вечер прохладный. Не люблю, когда женщина мёрзнет. Я взял свой плащ и накинул ей на плечи. А плечико ничего себе – покатое, сильное…
Не понял, как земля ушла из-под меня. А надо мной нависло перекошенное яростью лицо. И кривой нож, очень острый… Вообще-то, я, конечно, сильнее. Но в тот миг нашло на меня оцепенение, словно я без спросу заглянул в такие места, где смертным бывать не положено. Не знаю, чем иначе объяснить: кажется, я её до смерти испугался.
Хорошо, Визарий не оплошал. Оторвал её от меня, стиснул локти.
- Аяна, Аяна, всё в порядке!
С таким успехом можно уговаривать шторм. Или табун жеребцов в период гона. У неё только что пена изо рта не шла, а глаза были вовсе дикие. А из глаз била та же потусторонняя жуть. Впрочем, нож уже выпустила. Одержимость там – не одержимость, а я знаю, какие пальцы у Визария. Завтра предплечья у красавицы будут очень болеть. А синяки сойдут недели через две.
- Всё, всё… посмотри на меня, вот так. Лугий хотел тебя укрыть, он не думал ничего дурного. Не стой столбом, скажи!
- Я, правда… извини, Аяна. Я дурак!
Точно, дурак. Никогда не видел, чтобы такое с женщиной творилось. Что теперь?
Голос Визария становится настойчивее. Он умеет убеждать. Я уже замечал: чем тише он говорит, тем лучше его слушают. И она услышала. Головой повела, как неживая – и уставилась в синие глаза, словно не было сил оторваться.
- Сейчас я отпущу тебя. Ни я, ни Лугий больше до тебя не дотронемся, клянусь! Не бойся. Ну… вот так.
Он отвёл руки. Аяна дышала ещё неровно, но в ум, похоже, пришла. Визарий осторожно, на корточках отодвинулся от неё, и лишь потом встал.
- Надо согреть воды, - сказал он мне.
Зачем, интересно знать? Горячим вином её поить собирается? Я бы не стал. Но и спорить с ним не буду, он всё равно умнее. Взял ведёрко, спустился к реке. Визарий последовал за мной.
- Что это с ней? - спросил я потихоньку. – В первый раз женщина так от меня…
Он не понял. Наверное, просто не видел, ЧТО через неё глядело, когда она склонялась надо мной.
- Аяна подвергалась насилию. И едва ли она была уже взрослой женщиной. Интересно, сколько ей было тогда?
- Двенадцать, - раздалось за нашими спинами.
Амазонка оставаться одна у костра не пожелала. Сама себя боялась? Да ещё поблизости труп гота лежит. Мы завернули его в полотно, завтра домой повезём.
Визарий кивнул и постелил на камень свой плащ, потом отошёл на шаг, присел. Аяна молчала.
- Что случилось здесь двадцать лет назад?
Мой друг умел спрашивать так, что отвечал даже немой – сам того не замечая.
- Это было не здесь, - произнесла она. Голос как у тяжело больной. – Ноний скупал рабынь… бандиты это знали.
Она рассказала нам, как в одну ночь запылали дома их лесного селения. Как погибла её семья. О том, что делали с девочкой грабители, не говорила – ясно и так. Всех уцелевших продали купцу Нонию, который торговал женщинами. Черноглазая девчонка приглянулась жирному скоту, но посмела сопротивляться. У торговца был свой способ воспитания товара. Девочке пришлось попробовать кнута. А пока он вразумлял глупую Аяну, ему продали нескольких рабынь из разбитого сарматского племени. Как окончил дни купец, она не сказала. Сказала лишь, что Мирина всех женщин, собранных сластолюбцем, увела с собой в степь. Их было сорок, все молодые и красивые. Некоторые на сносях. Потом нашли старую крепость и поселились в ней. А Мирина вспомнила о древних амазонках. Никто из рабынь Нония больше слышать не хотел о мужиках. Проклятье, я их понимаю!
Пальцы Визария сжались в кулак так, что костяшки побелели.
- Жалко, тебя тут не было двадцать лет назад. Навел бы порядки от Сарматии до Пафлагонии. Рыбы – и те бы строем зашагали!
Отворачивается, я вижу, как по щекам гуляют желваки.
- Двадцать лет назад я сам был в плену.
Взгляд Аяны непонятно сверлит нас из темноты.
Визарий
Итак, ещё один игреневый. Я начинаю думать, что это очень популярная масть. Три лошади – и ни малейшего представления, зачем их седокам желать смерти Гаяру. Этот визит к готам может что-то прояснить.
Тело, завёрнутое в полотно, лежит на спине моей лошади. Сам я оценил Луну, покуда есть возможность, буду ездить на ней. Я не слишком хороший наездник, а эта кобыла – просто клад. Рысь ровная, везёт бережно.
Не хотел я брать с собой Лугия и Аяну. Скорее всего, неприятностей в готской деревне не оберёшься. Хоть бы раз мне повстречался круглый сирота и без друзей! Нет, всегда оказывается, что преступник – чей-то брат, сват и закадычный друг.
Впрочем, Лугия всё равно не уговорить. Он поэт и выражается так, что я только рот раскрываю. На этот раз он сказал:
- Визарий, ты высок и строен, как кипарис. И подобно этому дереву напрочь лишён мозгов. Нет, дерево даже умнее – оно растёт на одном месте и никуда не встревает. А ты вечно лезешь в такие места, где тебя мечтают настрогать крупными ломтями.