Меч истины (СИ)

…аю на волю немого раба из племени гуннов,

…емого Луперком. Какового раба я купил у Тита Максенция за десять солидов.

Вольноотпущенник Луперк не имеет передо мной никаких обязательств и может самостоятельно устраивать своё существование.

Написано в иды января 444 года от покорения Истрии Римом».

И я понимаю, что этот мир ещё ужаснее, чем я думал. Вот тебе и Эсхил… Иды января, пятнадцатое число. В тот день начался шторм, я не высовывал нос из дома. Пойди я тогда к нему, обернулось бы всё иначе?

Почерк разнится настолько, насколько латынь отлична от греческого. И всё же мне знакома эта рука. Рука человека, который верит, что наступает «конец вещей». Похоже, он и впрямь, наступил.

*

Зачем я пошёл туда? Не знаю. Для того, кто всю жизнь руководствовался разумом, это странный поступок. А ещё мне нужно было пережить разочарование. И понять, для чего он всё это сделал.

Я не сказал домашним. Для них это знание ничего не меняло. Впрочем, у Лугия была какая-то мысль, похоже, моё присутствие его тяготило. Лишь Аяна пристально смотрела на меня. Я почти спокойно положил обрывок вольной на стол, надеясь, что руки не дрожали.

Было совсем темно. Я шёл в верхний город по горбатой улочке, зажатой оградами садов, и думал, что буду делать, если прислуга меня не впустит. Наверное, перелезу через стену. Мне уже давно не случалось преступать закон. Но и человеку, к которому я иду, на закон наплевать. Надеялся ли я на что-то? Наверное.

Опасения были напрасны, мне отворили дверь. Все знали, что хозяин со мной приветлив.

Должно быть, он ждал этого и совсем не удивился. Вышел из трапезной, и в лице его словно облегчение проступило, оттого, что я пришёл.

- Ты хотел спросить, почему? Но, Визарий, это ведь просто. Каждый поэт хочет знать, что интересен ценителям. Ты читал мой свиток и думал, что это великий Эсхил. Это была моя награда. Я бывал в отчаянье, когда ты сомневался.

Кажется, ему удалось удивить меня ещё больше.

- Ты говоришь не о том. Вчера мы поймали раба… он убил Максенция. Его вольная, ты обжег её так же. Скажи, как давно ты замыслил его убить?

Никогда не мог понять выражение его лица, твёрдого и холодного, как мрамор. Он даже стал выше ростом, взгляд зажёгся гордостью.

- Да, я это сделал. Пусть не своими руками. Но взяточник, казнокрад, жестокий убийца понёс наказание. Закон суров, но это закон! Не в этом ли суть правосудия небес? Оно вступает в силу, когда бессильно людское право. Ты должен это знать, Визарий.

Я молчал, не находя, что сказать. А он говорил.

- Много лет я был судьёй в Риме. И никто не мог сказать, будто я выносил приговор, руководствуясь чем-то кроме закона. Ни один виновный не ушёл от моего наказания. Это была праведная служба, Визарий. Но потом… я не знаю, кому перешёл дорогу своим честным служением, какому взяточнику, высокопоставленному вору, какому Максенцию… Меня обвинили в стяжательстве. Чтобы самому не попасть под суд, мне пришлось уехать, бежать. Император не захотел меня выслушать.

Я прислонился к колонне. Он подошёл и снова встал рядом, пристально глядя в глаза:

- Время изменилось, Визарий! Алчность и подлость стали почитаться превыше чести и доблести. Ты это знаешь. Не будь это так, к чему тебе самому рядиться варваром? Я знаю: в твоём прошлом тоже есть нечто такое, чего лучше не касаться правосудию. Но это не моё дело, не так ли? А Тит Максенций - вот воплощение самого гадкого, что сгубило Рим! Я ненавидел его с того мига, как увидел. И если он не по зубам законам Империи, что же, есть Закон превыше! Он исполнен. Это было нетрудно.

Он считал, что во всём прав. А у меня судорогой сводило губы.

- Тот раб… ты знал, что он погибнет. И другие…

Авл Требий возвысил голос:

- Что с того? Я помню твою фантазию, Визарий: человек может судить богов! Но это неправда. Все мы – лишь орудия, некоторые поострее, иные совсем тупые. Тот раб - бессловесное животное, не больше. Его жизнь обрела смысл, когда он творил свою месть. Он был оружием, я – рукой. Даже ты сам, Визарий, ты – меч! Превосходно отточенный, послушный в руке господина, который направляет тебя. Меч Истины! Как это звучит!

Это звучало никак.

- Я не меч, Требий. Я сломал свой клинок, чтобы не стать палачом.

Потом мы оба молчали. Только капли в клепсидре отмечали, как время течёт, приближаясь к тому мигу, когда настанет пора судить.

- Чего ты хочешь? – наконец сказал он.

Это я знал.

- Я хочу, чтобы ты заявил обо всём префекту. Лугий не должен драться утром.

Его веселье показалось мне отвратительным.

- Нет, вот этого ты не добьёшься! Зачем? Я не нарушил законов Империи. Никому не возбраняется покупать раба и отпускать его на свободу. Тебе не в чем меня обвинить. А твой Лугий… что же, может он окажется более правильным клинком Господа и совершит то, на что не был способен ты.

И я его ударил. Прежде мне не случалось бить человека по лицу. Сам не знаю, почему это сделал.