Меч Кайгена (ЛП)

Ее отец всегда говорил, что не всему бойца можно было научить — духу, смелости и способности быть больше себя. Робин отличался от сотен коро, которые звали себя смелыми и бескорыстными. Он умер бы честно, чтобы защитить самого грязного нищего в этих трущобах. Это было глупо, красиво, и это вызвало жуткую тревогу у Мисаки.

Как и говорил Робин, уличные бои были грязными и полными обмана. Он мог говорить, что у банд в Северном Конце был кодекс чести, но Мисаки была уверена, что никакой кодекс не защитит честного парня, как он. Ей было не по себе, пока она думала, какие монстры в переулках могли использовать доброту Робина, и что они могли с ним сделать… Вопрос бы не в том, умрет ли он. Вопрос был в том, умрет ли он быстро, с целым духом, или медленно, когда все зло мира порвет в нем оптимизм на кусочки.

Робин был сильным бойцом, но она знала, что хватит меткой иглы, чтобы повалить великана. Были сражения, где можно было победить беспощадностью. Один миг колебаний или мягкости против опасного противника мог стоить Робину жизни. Тот свет погас бы. Мысль создала безумную панику в Мисаки.

— Но ты убил бы, — сказала она, звучало как мольба, требование, — если придется.

— Нет.

— Даже серийного убийцу? Насильника? А того колдуна, о котором мы слышали, который скармливает врагов диким зверям?

Робин покачал головой.

— Это не мне делать. Миру не нужен еще один сильный теонит, пытающийся навязать свою идею справедливости городу адинов. Я не буду таким.

— А спасение своей жизни? — осведомилась она. — Если можно будет спасти тебя или врага…

— Я найду способ избежать смертей.

— А если не сможешь? — наставала она. — Если они слишком сильны, другого выхода нет, тогда ты убьёшь?

— Нет, — тут же ответил Робин. — Слушай, первые борцы с преступностью Ливингстона убивали людей, и все они умерли жестоким образом до своего времени.

— О, ладно, — сказала Мисаки, используя каритианский сарказм, чтобы скрыть тревогу. — Это очень успокаивает.

— Я о том, что попытки зарезать преступника раньше, чем он ударит тебя, не обязательно хорошая стратегия.

— Это самое глупое, что я слышала, — рявкнула Мисаки, — и ты уже сказал много глупостей сегодня, — она не знала, как это работало с уличными бойцами, но каждый мечник знал, что первый удар был важен.

— Я просто пытаюсь сделать все лучше.

— Ты — идиот.

Робин пожал плечами.

— Мой брат говорил так, когда мы были маленькими. Я не передумал.

Мисаки глядела на Робина, кусая щеку изнутри, внутри нарастал странный гнев.

И она толкнула его.

Обычно изящный боец растерянно пискнул, и Мисаки испытала миг ужаса, думая, что он упадет — что она убила его — но он сохранил равновесие на краю крыши.

— Мисаки! — он повернулся к ней, температура поднялась от ярости. — За что?

— Я не знаю… — было странно, как приятно было видеть гнев на его лице, знать, что он не хотел умирать. — Мне нужно было убедиться, что ты адекватный.

— Что с тобой такое?

— Я не хочу, чтобы ты умирал.

— Мисаки, — он покачал головой. — Я не знаю, о чем ты думаешь, но я могу о себе позаботиться.

— Я знаю, — сказала она. — Я не уверена, что ты сделаешь это.

— Сделаю.

— Да? Как много раз ты мог одолеть Яотла Техку сегодня, пока он не прижал мачете к твоей шее? Сколько раз ты будешь рисковать своей жизнью, чтобы спасти преступника, который этого не заслуживает? Как долго ты сможешь так держаться, пока не умрешь?