Гнев пульсировал в Мисаки, вел ее вперед.
Казу двигался поразительно быстро, поймал ее за талию раньше, чем Такеру или солдаты заметили ее наступление.
— Нээ-сан, нет! — прошипел он, оттаскивая ее.
— Пусти! — Мисаки вырывалась, но Казу держал ее, оттаскивая. Нами, когда ее младший брат стал таким сильным? — Они не могут этого сделать! Не могут…
Джийя Такеру обрушилась на нее, ледяная волна пробежала по крови и костному мозгу. Ее муж не тронул ее — он едва двигался — но удар поразил ее. Все знали, что сильный теонит мог подавить мощью слабого, нейтрализовав его силу, но Мисаки еще не ощущала джийю, которая была настолько сильнее, чем ее.
— Мацуда-доно! — голос Казу был очень далеко, звучал испуганно.
Мисаки смутно ощущала ньяму мужа, намного холоднее ее брат, она вклинилась между ней и Казу, окутала ее, как воды ледяного озера, сомкнувшиеся над ее головой. Ощущение так ее оглушило, что она не понимала, что происходило, пока холодные руки Такеру не опустили ее на колени на опаленный татами. Она была в доме, в комнате, где отдыхал Котецу Каташи.
Дети кузнеца и ее дети сжались вместе на ближайшем футоне.
— Он не может вернуться, — пытался объяснить рыдающему Нагасе и своим младшим Ацуши.
— Почему? — осведомилась его младшая сестра, Наоко.
— Люди не возвращаются из Лааксары. То есть, бывает порой, но… — Ацуши поежился, притянул Наоко ближе. — Не в хорошем плане. Они не возвращаются… как они. Он другие, плохие.
— Мой брат не плохой, — сказал Нагаса.
— Точно, — согласился Ацуши, — или не был таким. Потому мы не увидим его снова.
— Хорошо, что вы смогли сохранить хотя бы меч, Мацуда-доно, — сказал Каташи Такеру.
— Было бы глупо его потерять, — сказал Такеру. — Это отличное оружие.
— Оружие героя, Мацуда-доно, — сказал мечник. — Оно должно храниться в вашей семе для будущих поколений, чтобы им владели и восхищались. Его имя должны гордо повторять с такими, как Курокори и Кумокей.
— У меня моего сына нет имени.
— Конечно, есть, Мацуда-доно, — сказал Котецу нежным гудящим голосом. — Его хозяин и творец подарил ему имя. Это Маморикен, — он кивнул на меч, — Защитник.
Мгновение на лице Такеру трепетало что-то, почти похожее на эмоции. Почти. Мисаки гадала, почему попытки найти эмоции на лице того мужчины ощущались как попытки ухватиться за паутину, пытаться вспомнить сон…
— Спасибо, Котецу Кама, — Такеру поклонился.
Он не успел покинуть комнату, замер рядом с Мисаки, опустился на корточки перед ней и прошептал:
— Твое поведение было позорным. Ты останешься тут и будешь молчать, пока не сможешь вести себя подобающе. Понятно?
Если он собирался ее убить, пусть делает это сейчас. Похоже, потеря близких членов семьи не означала для него ничего. Но он не поднял на нее руку. Он просто опустил ладонь на ее плечо, словно подтверждал, что она останется.
— Тебе плохо, — сказал он. — Отдыхай.
Он ушел, как в день первого выкидыша Мисаки, как он делал всегда. Она смотрел ему вслед, желая, чтобы он ударил ее.
ГЛАВА 23: ПОТОК
Ямманки не пускали гражданских к своим палаткам два дня. Мисаки пыталась поговорить с одним из солдат Яммы, надеясь, что он расскажет больше, чем полковник Сонг и его тупой переводчик. Таджака был значительно дружелюбнее и проявлял больше уважения, чем полковник, но она все еще выяснила мало.
Ямманки стояли ближе друг к другу, чем кайгенцы, при разговоре. Это позволяло Мисаки стоять достаточно близко, чтобы слышать биение сердца мужчины, да и жар был приятен.
Его пульс оставался ровным, он был или честным, или очень хорошим лжецом.
Импульсивный шпион в ней думал проникнуть в лагерь. Мимо таджак было ужасно тяжело пробраться ночью, ведь на странные звуки они отвечали огнем, озаряющим место. Мисаки умела двигаться тихо, и она могла сделать тело той же температуры, что и снег, стирая жар, который мог заметить таджака, но в лагере точно были джиджаки Империи, которые могли уловить ее джийю.