Меч Кайгена

Убийца дракона отошел и отбросил безымянный меч, теперь красный от крови владельца.

Мамору покачнулся.

Кровь шипела на обрубках пальцев, капала на замерзшую землю. Это было странное ощущение, жидкость, которая несла его ньяму, покидала его и впитывалась в гору. Его зрение плыло. Но это не могло быть закончено. Просто не могло. Если он сможет заставить себя двигаться, все будет в порядке. Он сделал шаг… другой… упал на колено. Искалеченная рука упала на снег…

И мир стал четким.

Боль была острой, но не важной. Вдруг показалось, что у него были пальцы. Его пальцы были снегом. Они были реками, тянулись во все стороны по горе, проникали в океан и хватали силу богов. Он не истекал кровью. Он был горой. Впервые в жизни он был идеально целым.

Он улыбнулся.

Через десять лет пятнадцатилетий Хироши станет самым юным мечником, овладевшим Шепчущим Клинком. Мир не знал, что он будет вторым самым юным.

Когда солдат из Ранги уловил кроваво-красную вспышку льда, она уже прошла сквозь его тело. Меч был чисто Мацуда — половина снега Такаюби, половина крови Мамору — и он рассек убийцу дракона, как воздух.

Он был один на склоне горы. Шепчущий клинок поймал последние лучи угасающего солнца, сверкнул раз, указывая на небо, когда его первая и единственная жертва упала в снег. Закончив работу, меч рассеялся туманом. Солнце погрузилось в море.

Мамору не чувствовал, как джийя текла из его тела, не ощущал, как упал. Но его щека лежала теперь на ледяной земле, а остатки красного света покидали небо.

«Я это сделал, — подумал он, и кровь, вытекающая из его тела, казалась не важной. — Тоу-сама, Каа-чан, я это сделал!» — он хотел им рассказать.

Если часть него понимала, что он не увидит родителей снова, но он не слушал ее. Сила наполнила его, такая большая, что он не мог ее забыть. Он коснулся божественного, держал своими руками. Он не слышал гром приближающихся самолетов или сообщение о подкреплениях в громкоговорителях.

Пока он и убийца дракона бились, их ноги подняли снег вокруг волнами, как пена в начале мира. Красное из пальцев Мамору змеилось по волнам, смешиваясь с кровью, текущей из тела мужчины. Кровь стала снегом, стала кровью, стала океаном… и глаза Мамору остались открытыми, смотрели на лицо убийцы дракона.

Лицо не было жутким или странным — бледная кожа, черные глаза, острые черты. Как у Мамору. В другой форме мужчина мог быть старшеклассником или юным учителем в академии Кумоно. Люди всегда говорили, что ранганийцы были демонами, отличались от кайгенцев, но их кровь была того же цвета, теперь, когда он лежали неподвижно, и она сливалась. Они были из одного океана, да? В самом начале?

Убийца дракона словно не ощутил боли. Он выглядел немного удивленным, глаза были расширенными, а рот — приоткрытым. Просто человек. Тут, с Мамору, в конце живого мира. Его тело стало теплым и онемевшим, и Мамору гадал, помнил ли кто-то этого фоньяку за океаном — отец, мать, кто-то, кто гордился бы, услышав, что он умер на Мече Кайгена.

ГЛАВА 18: УБЕЖИЩЕ

Мисаки вздрогнула от грохота, прижала Хироши крепче к себе. Но юный фоньяка, появившийся на пороге, был уже мертв, его шея была сломана бледной ладонью. Волна ледяной джийи окутала ее, Такеру бросил в сторону обмякшее тело юноши и прошел в комнату.

— Какой бардак, — сказал он вместо приветствия. — Вы оба в ужасном виде. Где Сецуко и другие дети?

— С-Сецуко без сознания, — Мисаки указала на соседнюю комнату. Ее джийя быстро подтвердила, что сердце женщины еще билось, но она не знала, какой ущерб ей был нанесен. Она не могла заставить себя двигаться, не хотела отпускать сына. — Изумо, Нагаса и Аюми в подвале.

— Почему ты тут сидишь?

— Мамору, — отчаянно сказала Мисаки. — Где…

Рев порвал небо снаружи. Еще торнадо? Нет. Самолеты.

— Граждане Такаюби, — зазвучал громкий голос на кайгенгуа. — В интересах национальной безопасности Его императорское величество приказал авиаудар по местности. У вас десять сиирану, чтобы добраться до бомбоубежища.

Чоль-хи это сделал! Подкрепление прибыло.

— Его императорское величество приказал авиаудар по местности, — повторил голос. — У вас десять сиирану, чтобы добраться до бомбоубежища.

— У нас есть приказ, — сказал Такеру, словно мэр приказал ему заполнить бумаги. — Идем.

— А другие? — спросила Мисаки. — Твой брат? — и что с Мамору?

— Они тоже услышат, — сказал Такеру без интереса. — Они быстрые. Встретят нас у убежища. Заберем остальных детей.

Кивнув, Мисаки встала на ноги и побежала к подвалу. Когда она открыла двери, трое младших детей сидели среди запасов еды. Аюми была на полу, отчасти закутанная в ткань, которую Сецуко сбросила с плеч. Нагаса сжался у стены с Изумо на коленях, закрыв руками глаза малыша.

— Идем, Нага-кун, — она опустилась на колени, чтобы успокоить малышку Аюми. — Неси мне ребенка.