Меч Кайгена

Если бы Мисаки вышла за Робина, их дети были бы смешаны еще сильнее, были бы хуже по традиционным стандартам. Огонь и вода могли уравновесить друг друга, но плохо смешивались в детях. Она это знала. Почему она это делала? Как она могла думать, что ее родители позволят ей выйти за иностранца? Почему она думала, что это сработает? Почему она думала, что встреча с Робином заставит ее отца передумать?

— И… — она пыталась нормально дышать. — Ты заставишь меня выйти за Мацуду?

— Нет, Мисаки. Я не могу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь. Ты — Цусано, буря, но я приказываю тебе выйти за Мацуду Такеру.

Значение было понятным. Она могла бросить помолвку. Могла ухать в Кариту с Робином, но тогда она пойдет против отца. Осознание сдавило ее физической болью в груди. Почему? Боги, почему он делал это с ней?

— Мисаки… — голос Тоу-самы не был строгим или жестким. Он звучал тихо, казалось, страдал не меньше нее. — Я делаю это не для того, чтобы тебе было больно.

— Но почему? — Мисаки не могла сдержать слезы, льющиеся по щекам. — Только из-за того, что Робин — не джиджака? Потому что его сила генетически не сочетается с моей? Какая разница? Я — девушка. Я не собиралась продолжать род Цусано…

— Это для меня не важно, — решительно сказал Тоу-сама. — Он мог быть джиджакой или адином без сил и семьи, мой ответ не изменился бы.

— Не понимаю. Если дело не в крови, то в чем? Что с ним не так?

— Ничего, милая. Ничего. Мне не нужно было встречать его лично, чтобы это знать. Я не был идеальным отцом для тебя, но Наги знает, я вырастил не дуру. Ты бы не выбрала себе кого-то не гениального, а он такой. Умный, решительный и добрый… — он вздохнул, — но ты не должна идти за ним по его пути. Тебе нельзя выйти за него.

— Почему?

— Тот мужчина, каким он станет, приведет тебя в опасность и трагедию. Я не давил на тебя, когда ты ввязалась в жестокие дела в академии Рассвета, но он был источником этого, да?

— Я… — Мисаки не могла спорить, но и не могла озвучить проблему глубже.

«Меня влечет к опасности».

— Да, Тоу-сама, — тихо сказала она.

— Понимаю, — сказал Тоу-сама, — это часть очарования. Не думай, что я узнал это. Когда я был в твоем возрасте, учился управлять Бушующими волнами, я желал войны.

— Что? — удивилась Мисаки. Тоу-сама всегда был пацифистом, прощающим, хоть и сильным. Желание войны не было на него похоже.

— Я рос с прекрасными историями о Келебе и днях до нее, когда наши люди топили корабли и бились с нарушителями. Пока я тренировался, я жаждал шанса показать навыки в бою, как герои из легенд. Я мечтал, что ранганийцы или неизвестные враги приплывут к нашему Арашики, чтобы утолить эту жажду. А в один день жажда пропала. Ты знаешь, в какой день это было?

Мисаки покачала головой.

— Это было в день твоего рождения, Мисаки. Я начал строить нечто лучше и красивее славы воина, и мысль о войне была мне неприятна. Мысль, что моя девочка пострадает или моих мальчиков заставят идти на войну… Любящий родитель не хочет думать о таком, даже закаленный воин. Теперь я старик, уже не на пике, и я рад, что мне не пришлось доставать меч в настоящем бою. Я не хотел опасности тебе и твоим братьям, ради всей славы мира.

— Понимаю, Тоу-сама, — слезы все еще были на щеках Мисаки. Она понимала логику. — Но при чем тут…

— Жизнь опасных приключений манит сейчас, когда ты юна и якобы непобедима, но однажды у тебя будут дети, и ты не захочешь для них такой жизни.

— Робин не подвергнет своих детей опасности, — возразила она. — Он своей работой спасает детей. Он не подвергнет своих риску.

— Не намеренно, уверен. Но мужчины, как то… зло преследует их всюду. Он хороший, — снова сказал Тоу-сама, — но он — игрок, и я не могу рисковать жизнью дочери. Ты поймешь, когда у тебя будут свои дети.

Мисаки опустила голову, скрывая боль на лице. Она проиграла спор. Она ожидала что-то другое? Ее отец был мудрее и методичнее всех, кого она знала. Он продумывал все. Как она могла преодолеть э то полным сердцем и слезами?

— Мацуда Такеру — способный воин, а еще разумный, он может дать тебе и вашим будущим детям стабильную мирную жизнь, — сказал Тоу-сама. — Он не из тех, кто ищет проблемы и приносит тебе. Он убережёт тебя.

Тоу-сама ощущал агонию в своей дочери, понимал ее, но не мог ослабить боль.

— Я оставлю тебя, — сказал он и покинул комнату, буря завыла.

Свет в фонаре угас.

* * *

Через месяц Мисаки вышла за Такеру, второго сына дома Мацуда, мастера Шепчущего Клинка. В Такаюби было зловеще тихо. Она жаждала шума волн Арашики, постоянного гула Ливингстона, чего-нибудь, чтобы убрать давящую тишину вокруг нее. Может, из-за этой тишины шаги на крыльце тут же привлекли ее внимание. Она прошла и открыла дверь, ожидая, что увидит соседа с запоздалым свадебным подарком. Она не была готова обнаружить сияние и запах дыма, которые она пыталась забыть.

— Робин! — ее сердце дрогнуло от эмоций — шок, ужас и что-то, чего не должно было там быть. Надежда? Это было неправильно. Это не имело смысла.