Меч Кайгена

— Люди не возвращаются из Лааксары. То есть, бывает порой, но… — Ацуши поежился, притянул Наоко ближе. — Не в хорошем плане. Они не возвращаются… как они. Он другие, плохие.

— Мой брат не плохой, — сказал Нагаса.

— Точно, — согласился Ацуши, — или не был таким. Потому мы не увидим его снова.

— Хорошо, что вы смогли сохранить хотя бы меч, Мацуда-доно, — сказал Каташи Такеру.

— Было бы глупо его потерять, — сказал Такеру. — Это отличное оружие.

— Оружие героя, Мацуда-доно, — сказал мечник. — Оно должно храниться в вашей семе для будущих поколений, чтобы им владели и восхищались. Его имя должны гордо повторять с такими, как Курокори и Кумокей.

— У меня моего сына нет имени.

— Конечно, есть, Мацуда-доно, — сказал Котецу нежным гудящим голосом. — Его хозяин и творец подарил ему имя. Это Маморикен, — он кивнул на меч, — Защитник.

Мгновение на лице Такеру трепетало что-то, почти похожее на эмоции. Почти. Мисаки гадала, почему попытки найти эмоции на лице того мужчины ощущались как попытки ухватиться за паутину, пытаться вспомнить сон…

— Спасибо, Котецу Кама, — Такеру поклонился.

Он не успел покинуть комнату, замер рядом с Мисаки, опустился на корточки перед ней и прошептал:

— Твое поведение было позорным. Ты останешься тут и будешь молчать, пока не сможешь вести себя подобающе. Понятно?

— Конечно, сэр, — Мисаки изобразила тихий голос Такеру и акцент Широджимы. — Слава Кайгену. Долгой жизни императору.

Если он собирался ее убить, пусть делает это сейчас. Похоже, потеря близких членов семьи не означала для него ничего. Но он не поднял на нее руку. Он просто опустил ладонь на ее плечо, словно подтверждал, что она останется.

— Тебе плохо, — сказал он. — Отдыхай.

Он ушел, как в день первого выкидыша Мисаки, как он делал всегда. Она смотрел ему вслед, желая, чтобы он ударил ее.

ГЛАВА 23: ПОТОК

Ямманки не пускали гражданских к своим палаткам два дня. Мисаки пыталась поговорить с одним из солдат Яммы, надеясь, что он расскажет больше, чем полковник Сонг и его тупой переводчик. Таджака был значительно дружелюбнее и проявлял больше уважения, чем полковник, но она все еще выяснила мало.

— Простите, Короя, — повторял он каждый раз, когда она пыталась узнать, что они делали с телами. — Я не могу пока раскрывать детали.

Ямманки стояли ближе друг к другу, чем кайгенцы, при разговоре. Это позволяло Мисаки стоять достаточно близко, чтобы слышать биение сердца мужчины, да и жар был приятен.

— Мы тут, чтобы помочь, — сказал он. — Клянусь на Фаллеке. Если мы тут преуспеем, это не позволит напасть снова на эту деревню или другие.

Его пульс оставался ровным, он был или честным, или очень хорошим лжецом.

Импульсивный шпион в ней думал проникнуть в лагерь. Мимо таджак было ужасно тяжело пробраться ночью, ведь на странные звуки они отвечали огнем, озаряющим место. Мисаки умела двигаться тихо, и она могла сделать тело той же температуры, что и снег, стирая жар, который мог заметить таджака, но в лагере точно были джиджаки Империи, которые могли уловить ее джийю.

Прокрутив в голове несколько сценариев, Мисаки посмотрела на Изумо, спящего в ее руках, гадая, чем она думала. Это эгоистка Сираву, жаждущая трепета, рисковала жизнью, чтобы утолить любопытство. Разве она не говорила Мамору, какой гадкой и наивной была? Она не научилась лучше? Это были не приключения в Ливингстоне, где у ее действий не было последствий. Тут ее дети могли умереть.

— Прости, — шепнула она в сторону лагеря и прижала кроху Изумо ближе, чтобы опустить щеку на его мягкую голову. — Каа-чан так с тобой не поступит. Не снова.

Она ушла по горе, не оглядываясь на палатки Яммы, но любопытство не утихло. Той ночью она видела тело Мамору, закрыв глаза, и сон не шел. На рассвете она была на выступе с видом на деревню кузнецов. Туман скрывал почти весь лагерь далеко внизу, но трепещущий огонь в тишине склона горы намекал, что таджаки работали ночью. Снег тихо хрустел под таби, и Мисаки ощутила, как ее брат встал рядом с ней.

— Доброе утро, Цусано-доно, — она не сводила взгляда с огня, который становился все четче, пока туман рассеивался. Такеру настоял, чтобы она звала Казу по титулу, хоть это ощущалось забавно. Изумленный вздох у ее плеча сказал ей, что Казу чувствовал то же самое.

— Доброе утро, Мацуда-доно, — ответил он. — Люди не смогла уснуть?

— Лорд не может заниматься своим делом? — Мисаки все еще раздражало, что он не упустил ее к полковнику Сонгу. Она знала, что не должна была — он повел себя разумно — но злилась.

Казу рассмеялся.

— Я не знаю, почему думал, что ты будешь добрее со мной, раз я стал главой дома.

— Как и я, — сказала бодро Мисаки. — Глупая мысль.

— Ты всегда будешь подлой со мной?

— До смерти.

— Мисаки-нээ-сан… ты в порядке?

— Что мне на это говорить, Казу-кун? Я только потеряла сына.