Майор Реутов в понедельник пришел на работу, как и положено руководителю его звена, на полчаса раньше начала рабочего дня. Зашел в дежурку. Поздоровавшись, молча выслушал доклад оперативного дежурного, просмотрел сводку происшествий по городу, отписал материалы на исполнение. Потом поднялся в свой кабинет, расположенный, как и кабинет начальника отдела, на втором этаже. Открыл, проветривая помещение, створки окна, вместе с не очень-то свежим воздухам впуская шум улицы: урчание моторов, визг тормозов, перестук трамвайных колес по рельсам, особенно громко на стыках. Здание первого отдела милиции стояло рядом с трамвайными путями, соединяющими Казацкую с Барнышовкой, Стрелецкой и улицей Литовской.
«Хотя бы забор, что ли поставили, как у соседей комитетчиков, — отреагировал он с раздражением на уличный шум. — У них шума постороннего, пожалуй, куда меньше… за забором то».
На улице Добролюбова, где находился первый отдел городской милиции, располагалось и добротное массивное кирпичное здание УФСБ — Управления Федеральной службы безопасности по Курской области. Правда, через два квартала. И было ли там шумно или же нет, Реутов не знал, да и не мог знать. Комитетчики, или эфэсбэшники по новым временам, его к себе, слава богу, не приглашали. Если им нужно было о чем-то переговорить по смежным проблемам, то встречались либо на его территории, либо на нейтральной.
Настроение было ни к черту. С супругой не помирился, раскрыть преступление в областном краеведческом музее «по горячим следам», несмотря на предпринимаемые им и сотрудниками отдела меры, не удалось; выходные дни были бездарно ухлопаны. Голова как болела, так и болит, правда, уже от забот, связанных с разбоем. И начало новой недели не предвещало ничего хорошего: вот-вот начнутся звонки из руководящих кабинетов с одним и тем же вопросом: «Почему до сих пор не раскрыто преступление?» Словно раскрыть неочевидное преступление — это стать за токарный станок и выточить деталь по заданным параметрам. У токаря с железяками и то не всегда получается, порой и брак бывает… А тут дело с тончайшей материей — человеческой психологией, клубком всевозможных отношений, из которого торчит не один конец нити, чтобы, дернув за него, размотать и раскрыть, а множество. И неизвестно, за какой потянуть… Какой приведет к пустышке, а какой хоть к какому-то положительному результату, пусть даже промежуточному.
Это в телесериалах про ментов все делается быстро и четко — за час и убийство раскрывается, и члены организованного преступного сообщества во всем тяжком сознаются. Но жизнь не телесериал. И хотя какой-то криминалист сказал, что не бывает нераскрываемых преступлений, а есть сыскари и следаки, которые не умеют их раскрывать, это далеко от реалий. Возможно, что теоретически и так… Но поставить бы этого умника в условия реальной жизни, когда выходные дни — и никакого руководства в конторах и конторках не отыскать. А без указаний своего руководства ни один работник, даже если конторка или офис работает, никакой справки не даст. Вот попытались было взять «по горячим следам» видеозаписи с камер наружного наблюдения, чтобы, значит, проанализировать — да не тут-то было. «Без разрешения руководства не дадим!» — везде один ответ.
И ничего не поделаешь — демократия, свобода предпринимательства, конфиденциальность коммерческой деятельности и так далее и тому подобное. Это вам не приснопамятные тридцатые годы прошлого столетия, когда опер НКВД ногой открывал любые двери, и все спешили оказать ему помощь, чтобы, ни дай Бог, не оказаться там, где Макар и телят не пас. Так-то…
То же самое и с операторами сотовой связи. «Давайте официальный запрос — через десять суток получите ответ».
Какие, к чертям собачьим, десять суток, когда информация нужна сейчас, сию минуту, сию секунду. А через десять суток она, возможно, настолько устареет, что проку с нее для сыщиков уже не будет. Возможно, следакам и пригодится, как одно из косвенных доказательств, но это следакам… Опера не следаки — им протухший товар уже ни к чему, им все надо с пылу, с жару, чтобы пальчики обжигало.