Слыша его басовито рокочущий, как воды Десны в половодье, голос, всецело отдаваясь его крепким объятьям, она знала, что это не бравада, не похвальба собой и уж, конечно, не трусость. Буквально за год до этой розни, в июле месяце, Всеволод и Игорь, собрав небольшие дружины — времени для сбора больших просто не было — вышли к реке Ворскле, чтобы преградить путь ордам ханов Кобяка и Кончака, разоривших земли Черниговского княжества и двинувшихся к Переяславлю.
Как ни сильны и многочисленны были половецкие орды, но победу Бог даровал Святославичам. Они не только разбили наголову воинство Кончака и Кобяка, успевших к этому времени опустошить волости вокруг Обруча и Серебряного, но и освободили свой полон. А также захватили половецкие обозы с рухлядью, тканями, золотыми и серебряными чашами и блюдами, прочей посудой. Был немалым и полон.
Кроме же победы над Кончаком и Кобяком, Всеволод и Игорь только слухом о ней расстроили орды других половецких ханов, шедших на помощь Кобяку от Дона. Этим, в конечном счете, Игорь и Всеволод спасли многие русские земли, в том числе и Переяславское княжество, где правили ее братья Владимир да Изяслав, от новых половецких нашествий и разорений.
«Славное дело — разить извечного нашего ворога, — говорил по возвращении из того похода Всеволод, от полноты распиравших его чувств подхватив ее на руки, словно перышко, и кружа над полом светелки, да так, что голова шла кругом, замирало бедное сердечко и дух перехватывало. — Жаль, что не все русские князья, погрязши в усобицах, это понимают, а потому дают половцам лишний повод совершать набеги на наши земли. Очень жаль».
А вои из его дружины под большим секретом сказывали, что Всеволод в том походе впереди всех старался быть, первым на врага меч свой разящий обрушивал, последним поле сечи покинул. Вот таким был Всеволод Святославич! Настоящий русский чудо-богатырь.
Распри в стане Мономашичей между Ростиславичами и Андреем Боголюбским привели к тому, что Переяславль, в котором княжили ее братья, перешел под руку Михаила Юрьевича, примирившегося с Ростиславичами. Получалось, что и Владимир, и Изяслав, еще совсем юные и неокрепшие (Владимиру было семнадцать, а Изяславу и того меньше — пятнадцать лет) становились чуть ли не изгоями в родной земле. Это печалило. Случалось, что слезы вдруг сами по себе туманили ее очи. Всеволод, как мог, успокаивал. Целуя в очи, шептал ласково: «Не печалься, голубка моя, все образуется. Поверь, князь Михалко Юрьевич скоро покинет Переяславль — не его сей град. А братья твои снова будут там княжить».
Заполучив вновь Киев и примирившись с Михаилом Юрьевичем, Ростиславичи отпустили Всеволода Юрьевича и Ярополка Мстиславича в Суздаль. Но мир не наступил. Андрей Боголюбский собрал рать из двадцати князей против Ростиславичей. На этот раз с воинством Боголюбского, ведомым не им самим, а его воеводами, были и черниговские, и северские князья. Причем Святослав Всеволодович Черниговский был поставлен Андреем Юрьевичем главным во князьях в этом походе.
Не удалось на сей раз и Всеволоду избежать участия в распри — ходил с трубчевцами под Вышгород против Мстислава Ростиславича. Да как было избежать, если за великим владимирским князем силища — потопчут княжество и не заметят… Тут даже Роману Ростиславичу, чтобы не навлечь беды и не допустить разорение Смоленска и всего Смоленского княжества, пришлось с дружиной против родных братьев выступать. Хотя, по слухам, на душе у него кошки скребли и слезы от бессилия наворачивали…
Впрочем, до сражений за Киев дело не дошло. Видя превосходящие силы, Рюрик и Давыд ушли с дружинами из града, не вступая в бой. И только Мстислав Ростиславич, закрывшись в Вышгороде, держал осаду. Да так удачно держал, что в один из дней, выведя своих воев из ворот, напал на стан суздальцев и ростовцев с владимирцами да новгородцами, приведенными князем Святославом Юрьевичем, братом Андрея, что те, несмотря на свою численность, поддались панике и бежали позорно.
Северские князья, понимая, что «каша, заваренная Андреем Боголюбским, не их каша», воев своих берегли и без нужды в сечу не вступали. Не спешил в сечу и их зять Роман Ростиславич Смоленский — тому вообще грех было проливать братскую кровь. И он ее не проливал. Так что из похода двадцати князей против Ростиславичей, если что и получилось, так это, по большому счету — большой пшик. Или как обмолвился однажды Всеволод, «сотрясение воздусей».