Меч Королей

Этельстан улыбнулся.

— Давай, брат, — сказал он и протянул левую руку, чтобы помочь Этельвирду встать на ноги, и подал ему корону. — Носи ее гордо! Это подарок нашего отца.

Этельвирд выглядел удивлённым, но теперь улыбался, поверив, что останется королем Уэссекса, хотя и в подчинении Этельстану, и возложил корону на голову.

— Я буду верен тебе, — пообещал он своему единокровному брату.

— Конечно, будешь, — тихо согласился Этельстан. Он посмотрел на одного из стражников. — Твой меч, — приказал он и, когда у него в руке оказался длинный клинок, нацелил его на Этельвирда. — Теперь ты принесешь мне клятву.

— С радостью, — промычал Этельвирд.

— Коснись меча, брат, — мягко приказал Этельстан, а когда Этельвирд робко положил руку на клинок, Этельстан сделал выпад. Прямой мощный выпад, пробивший грудь и сердце Этельвирда и отбросивший его назад. Кто-то охнул, закричала служанка, отец Ода перекрестился, а Этельстан просто смотрел, как умирает его брат. — Отвезите его в Винтанкестер, — сказал он, когда перестала течь кровь и прекратились судороги. Король извлек меч. — Похороните его рядом с отцом.

Украшенная изумрудами корона покатилась под столом и ударила меня по лодыжке. Я поднял ее и на несколько мгновений задержал в руке. Корона Уэссекса, корона Альфреда, и я помню, как умирающий король говорил мне, что это терновый венец. Я положил ее на льняную скатерть и посмотрел на Этельстана.

— Твоя корона, мой король.

— Нет, пока архиепископ Ательм не помажет меня на царство, — сказал Этельстан. Архиепископ, которого держали во дворце в качестве почетного пленника, сидел за королевским столом. Он выглядел смущенным, его руки дрожали, когда он ел и пил, но на слова Этельстана он кивнул. — Ты тоже приезжай на церемонию, лорд Утред, — потребовал Этельстан, подразумевая, что я должен присутствовать в торжественный момент, когда архиепископ Контварабургский наденет королевский шлем Уэссекса на голову нового короля.

— С твоего разрешения, мой король, я поеду домой, — попросил я.

Он помедлил мгновение и резко кивнул.

— Считай, что получил его.

И я поехал домой.

* * *

Через какое-то время мы узнали, что Этельстана короновали. Церемонию провели в Синингестуне, где на его отца когда-то возложили королевский шлем Уэссекса, но Этельстан отказался от шлема и настоял, чтобы архиепископ возложил на его перевитые золотыми нитями волосы изумрудную корону. Олдермены трех королевств бурно приветствовали восшествие на престол, и мечта Альфреда о едином христианском королевстве стала на один шаг ближе.

А я в это время сидел на высокой скале Беббанбурга, за моей спиной был освещенный пламенем очага пиршественный зал, а передо мной — посеребренное луной море, и я думал о мертвых. О Фолькбалде, убитом копьем в стене щитов у Крепелгейта. О Сигтрюгре, сраженном чумой и умершем в постели с мечом в руке. О двух его умерших детях, моих внуках. Об Эдит, которая поехала в Эофервик, чтобы ухаживать за детьми, заразилась от них и тоже умерла.

— Почему она туда поехала? — спросил я сына.

— Она думала, ты бы этого хотел.

Я ничего не сказал, но чувствовал свою вину. Чума не дошла до Беббанбурга. Мой сын перекрыл дороги, угрожая путникам смертью, если они попытаются проникнуть на наши земли, и потому болезнь разорила земли от Линдкольна до Эофервика, а затем распространилась по окружавшей город огромной долине с фермами, но обошла Беббанбург стороной. К тому времени, как мы добрались до Эофервика, чума уже отступила.

А Гутфрит стал королем, его избрание поддержали датские ярлы, все еще правившие большей частью Нортумбрии. Я ненадолго встретился с ним. Как и его брат Сигтрюгр, он был худым и светловолосым красавцем, но в отличие от Сигтрюгра угрюмым и подозрительным. В тот вечер, когда мы встретились, он неохотно устроил пир в своем большом зале и потребовал от меня клятвы в верности, но не потребовал ее немедленно, полагая, что, когда пир закончится, будет достаточно времени для короткой церемонии.

Затем он пил медовуху и эль, требовал еще медовухи, а после хрипло подбадривал одного своего приближенного, когда тот завалил на стол девушку-служанку.

— Тащи ее сюда! — крикнул он. — Веди эту сучку сюда!

Но к тому времени, как девушку притащили на помост, где мы ели, Гутфрит уже блевал на пол, а вскоре уснул. Утром мы уехали на лошадях, отобранных у разбитой армии Этельхельма, и я не принес клятву.

Я ехал домой со своими людьми. С ирландцем Финаном, фризом Гербрухтом, датчанином Иммаром, норвежцем Видарром, саксами Беорнотом и Осви. Семеро воинов, семеро братьев. Вместе с нами ехали дети, спасенные в Лундене, дюжина бывших рабов, которых мы освободили с корабля Гуннальда, и Бенедетта.

А Эдит умерла.

Я наконец оказался дома, где морской ветер обдувал скалы, где я думал о мертвых, думал о будущем, о трех королевствах, которые теперь стали единым, желающим заполучить четвертое.

Бенедетта сидела рядом со мной. Алайна, как всегда, была рядом с ней. Девочка наблюдала, как Бенедетта взяла меня за руку. Я сжал ее ладонь, может быть, слишком сильно, но она не жаловалась и не убирала руку.