Меч королей

– Но не речную стену. В ней слишком много брешей.

– Подкрепления уже в пути, – напомнил отец Ода. – И есть еще кое-что.

– Что?

– Никому нельзя выходить на улицу после заката, – сказал священник. – Варин разослал людей огласить этот указ. Жителям приказано оставаться в домах до рассвета.

Какое-то время все молчали. Дети грызли хлеб и сыр, которые Бенедетта раздала им.

– Нет! – строго воскликнула она, останавливая возникшую потасовку. – Ведите себя прилично! Невоспитанные дети хуже животных. Ты, мальчик. – Женщина указала на Алдвина. – У тебя есть нож, ты будешь нарезать продукты. Дели на одинаковые части, всем поровну.

– Да, госпожа, – отозвался он.

Покорность мальчишки позабавила Финана.

– Намереваешься украсть лодку? – обратился он ко мне.

– А что еще? Мы не можем перелезть через стену в крепостной ров, не можем с боем проложить себе путь через ворота, не накликав на себя конной погони. А вот с лодкой есть шанс.

– Враги захватили пристани и охраняют их, – напомнил Финан. – Они не дураки.

– Господин, на пристанях стоят воины, – вставил Алдвин.

– Я знаю, где мы можем раздобыть лодку, – заявил я и глянул на Бенедетту.

Она посмотрела на меня, и глаза ее блеснули в полумраке подвала.

– Ты думаешь про Гуннальда Гуннальдсона? – спросила итальянка.

– Ты говорила, что его пристани огорожены забором? И таким образом, отделены от прочей набережной?

– Верно, – подтвердила она. – Но вдруг они захватили и его корабли?

– Может, да, а может, нет. И я дал тебе обещание.

– Дал. – Бенедетта удостоила меня одной из редких своих улыбок.

Никто не понял, о чем мы говорили, а объяснять я не стал.

– Завтра, – объявил я. – Завтра мы уходим.

Потому что Утреду, сыну Утреда, убийце священников и будущему убийце королей, предстояло вновь поработать убийцей работорговцев.

* * *

Алдвину и его младшему брату, которого все звали Рэт, вновь выпала роль моих разведчиков. Они пропадали бо́льшую часть дня, и чем дольше мы ждали, тем тревожнее становилось у меня на душе. Я поставил двоих караулить вход в подвал, укрытый кучей мусора. В полдень я вышел к ним, чтобы спастись от удушающего запаха выгребной ямы, и обнаружил Бенедетту с одной из младших девочек.

– Ее зовут Алайна, – сообщила итальянка.

– Красивое имя, – сказал я.

– Для красивой девочки. – Бенедетта прижимала к себе малышку, у которой были черные волосы, испуганные глаза и кожа того же золотистого оттенка, как у нее самой.

На мой взгляд, ей было лет семь или восемь, и я заприметил ее еще в полумраке подвала, потому что она была одета лучше и выглядела здоровее, чем другие дети, но несчастнее: глаза у нее были красные от слез. Бенедетта погладила девчушку по голове.

– Она попала сюда чуть раньше нас, – сказала женщина.

– Вчера?

Бенедетта кивнула:

– Вчера. И мать ее такая же, как я. Из Италии. – Она обратилась к Алайне на своем родном языке, потом снова посмотрела на меня. – Рабыня.

Говорила она с укором, будто это моя вина.

– Девочка – рабыня? – уточнил я.

– Нет-нет! – Бенедетта замотала головой. – И ее мать тоже не рабыня больше. Она вышла замуж за одного из людей Мереваля. Отправилась купить еды для супруга и других часовых. И тут как раз нагрянули враги.

– Девочка была одна?

– Одна. – Итальянка чмокнула кроху в волосы. – Мать обещала быстро вернуться, но так и не пришла. Бедное дитя услышало крики и бросилось бежать прочь. Алдвин нашел ее и привел сюда.

Алайна уставилась на меня широко раскрытыми, полными страха глазами. Она видела перед собой старика с суровым, покрытым шрамами лицом, в порубленной кольчуге, с золотой цепью и двумя мечами на поясе. Я улыбнулся ей, девчушка отвела взгляд и зарылась лицом в платье Бенедетты.

– Что, если тех двух мальчишек поймали? – спросила Бенедетта.

– Они хитрые, их не поймают.

– Гуннальд не отказался бы от таких рабов. Особенно от младшего. Маленькие мальчики идут нарасхват, почти как маленькие девочки. – Женщина наклонилась и поцеловала Алайну в лобик. – Такие, как эта бедняжка. За нее дали бы хорошую цену.

– Ребята вернутся, – пообещал я и коснулся молота, за что удостоился от итальянки осуждающего взгляда.

– Думаешь? – спросила она.

– Да. – Я снова коснулся молота.

– И как ты поступишь с ними?

– В каком смысле?

– Как ты поступишь с ними?! – повторила она сердито, видимо подумав, что будто я сделал вид, что не понял ее вопроса. – Заберешь их с собой?

– Если они захотят.

– Всех?

Я пожал плечами. Я не думал всерьез над будущим этих детей.

– Наверное. Если они решат поехать.

– А если захотят, то что?

– Слуги в Беббанбурге всегда пригодятся, – объяснил я. – Девочки станут работать на кухне, в господском доме или в коровнике. Мальчики – в конюшнях или в оружейной мастерской.

– Как рабы?

Я покачал головой:

– Им будут платить. Девочки, когда вырастут, выйдут замуж, ребята станут воинами. Если не захотят, то смогут уехать. Нет, рабами они не будут.

– Ты не станешь учить их?

– Стану. Владеть оружием.

– Грамоте!

Я замялся:

– Не шибко полезный навык для большинства людей. Ты умеешь читать?

– Немного, совсем чуть-чуть. Мне это нравится.

– Тогда ты могла бы научить их той малости, какую знаешь сама.