Меч королей

Со штевня вновь сняли ястребиную голову, так что на первый взгляд судно казалось обычным кораблем, поднимающимся вверх по реке к пристаням Лундена. За илистыми берегами уходили вдаль пологие склоны с полями созревающей пшеницы. Весла скрипели в уключинах. Местный житель, раскидывавший сети на болотную птицу, оторвался от работы и проводил нас взглядом. Он увидел, что корабль военный, и осенил себя крестом, потом снова занялся сетями. По мере того как эстуарий сузился, мы все чаще близко расходились с кораблями, идущими вниз по реке под парусами, наполненными юго-западным ветром. Мы окликали их, интересуясь новостями, как всегда делают встречные суда. Правда, что в Лундене стоит мерсийское войско? Правда. Там ли король Этельстан? Этого никто не брался сказать. Вот так, ничего толком не разузнав о событиях в Лундене, не говоря уж про Уэссекс, мы двигались по направлению к большому дымному облаку, неизменно висящему над крупными городами. Прилив помогал, и нам хватало всего по шести гребцов с каждого борта, чтобы «Сперхафок» шел вперед. Рулевое весло принял Берг, а Эдгифу, ее дети и спутники спрятались под носовой площадкой, на которой стояли я и Финан.

— Ну вот и все, — буркнул старый друг.

— Что «все»? — спросил я, зная, что ирландец недоволен моим внезапным решением пойти на запад, в Лунден, а не на север, в Беббанбург.

— Воины Этельстана в Лундене. Мы присоединимся к ним, дадим битву, убьем Этельхельма. И пойдем домой.

Я кивнул:

— Надеюсь, что все получится именно так.

— Люди тревожатся.

— Начет битвы?

— Насчет чумы. — Финан перекрестился. — У них есть жены и дети, как у меня.

— В Беббанбурге чумы нет.

— Болезнь ходит на севере. Кто знает, куда она распространится?

— Если верить слухам, в Линдкольне мор, — напомнил я. — Но оттуда до Беббанбурга далеко.

— Слабое утешение для тех, кто переживает за свои семьи.

Я пытался не замечать слухи о чуме. Слухи — они слухи и есть, и по большей части ложны, а во времена смерти королей слухи разрастаются многократно. Однако Сигтригр предупреждал меня о хвори в Линдкольне, молва твердила о множестве умерших на севере, и Финан имел право напомнить мне о них. Люди хотели поскорее вернуться к своим семьям. Они пойдут за мной в битву, будут сражаться как демоны, но угроза их женам и детям значит для них больше, чем любая клятва, данная мне.

— Скажи им, что мы скоро отправимся домой, — попросил я.

— Как скоро? — уточнил мой друг.

— Дай мне сначала выяснить, как обстоят дела в Лундене.

— А если Этельстан там? Если он захочет, чтобы мы пошли в поход с ним?

— Значит, пойду я, — уныло ответил я. — А ты отведешь «Сперхафок» домой.

— Я? — с тревогой в голосе воскликнул ирландец. — Только не я! Берг умеет управляться с кораблем.

— Берг будет командовать кораблем, а ты Бергом. — Я знал, что Финан не моряк.

— Никем я не буду командовать! — яростно возразил он. — Я останусь рядом с тобой.

— Тебе нет нужды…

— Я поклялся защищать тебя! — прервал он меня.

— Ты?! Я никогда не требовал от тебя клятв!

— Ты не требовал, — согласился мой друг. — Но я все равно дал клятву защищать тебя.

— И когда? — осведомился я. — Не припомню ничего такого.

— Я дал ее два удара сердца назад, — заявил он. — Раз ты можешь связывать себя дурацкими клятвами, то почему не могу я?

— Я освобождаю тебя от всяких обещаний…

— Кто-то должен позаботиться о том, чтобы ты остался жив, — снова перебил меня Финан. — Похоже, Бог именно на меня возложил обязанность удерживать тебя в стороне от ячменных полей.

Я коснулся молота и попытался убедить себя, что принял верное решение.

— В Лундене ячменных полей нет, — заметил я.

— Это так.

— Значит, дружище, мы будем жить, — заключил я, хлопнув его по плечу. — Останемся живы и поедем домой.

Я пошел на корму. В лучах заходящего солнца за «Сперхафоком» тянулась длинная рябая тень. Я присел на одну из низких ступенек, ведущих на рулевую площадку. Лебедь летел на север, и у меня мелькнула ленивая мысль, что это знак и мне плыть туда же. Но были и другие птицы, другие предзнаменования. Иногда очень сложно познать волю богов, и, даже познав ее, мы не уверены, что боги не играют с нами. Я снова коснулся молота.

— Думаешь, в нем есть сила? — раздался голос.

Я поднял глаза и увидел Бенедетту. Лицо ее пряталось в тени надвинутого капюшона.

— Я верю, что у богов есть сила.

— Бог один, — возразила итальянка.

Я пожал плечами, слишком уставший, чтобы спорить. Бенедетта смотрела на медленно проплывающие за бортом берега Истсекса.

— Мы плывем в Лунден? — спросила она.

— Да.

— Ненавижу Лунден, — вырвалось у нее.

— Есть за что.

— Когда появились работорговцы… — начала женщина, но не договорила.

— Ты обмолвилась, что тебе было тогда двенадцать.

Она кивнула:

— Тем летом мне предстояло выйти замуж. За хорошего человека, рыбака.

— Его убили?

— Они убили всех! Сарацины! — Она буквально выплюнула это слово. — Убили всех, кто оказал сопротивление, и тех, кого не собирались обращать в рабство. Меня собирались. — В последних двух словах звучала холодная ярость.

— Кто такие сарацины? — поинтересовался я, зацепившись за незнакомое слово.