Меч обоюдоострый

Я не стану теперь разбирать всю ложь, все клеветы, какими вы, осыпаете меня со слов жидовских и лжепатриотических газет, враждебно настроенных против представителей Церкви Русской, а равно со слов ваших единомышленников, которые не стеснялись в храме Божием мне кричать в глаза: «еретик, масон», и подобные лестные словеса; вы уверяете своих читателей, что «Мое доброе слово» изошло из «злого и враждебного» к вам сердца (о, судия сердца чужого! — повторяю слова блаженного Августина); будто я ненавижу имеславцев (я всякую ересь ненавижу, а еретиков жалею); вы пишете, будто я — о, ужас! — залил братской кровию всю дорогу от монастыря до пристани (какой же я разбойник!): будто я заставил томиться в темнице кого-то (еще новость для меня!); будто насилием отнял в Одессе книги у монахов на 10,000 рублей (?!) (и во сне не снилось мне!) и т. д., и т. д...

Повторяю: я все ждал, что вы, как добрый схимник, прочитав выдержки из моего доклада Св. Синоду, снимете по совести хоть часть некую из сих обвинений с меня; к сожалению, приходится думать, что у вас достает совести замолчать все это и оставить несчастных своих последователей в заблуждении...

Позвольте же мне оказать вам некую услугу, предостеречь вас, с кем вы имеете дело, кого избрали себе сотрудником...

В 1910 году Св. Синодом извержен из сана некий иеромонах Таврической епархии Павел Кусмарцев, за отречение от православной церкви, которую он именовал «формальною, консисторскою, синодальною»: не тот ли это «инок Павел Кусмарцев», который сотрудничает в составлении выпускаемых и распространяемых вами брошюр?.. Не он «собрал» присланную вами мне книжку «Учение отцов Церкви об именах Божиих», в которой не только о. Иоанн Кронштадтский, но и я, грешный, и г. Троицкий, и многие другие современные писатели, из духовных и мирских, попали в число «отцов Церкви»?..

Знаменательное сотрудничество!..

Я вставил в машину бумагу, чтобы побеседовать только с моими читателями, ответить на их вопросы по поводу открытого письма ко мне А. Булатовича, но эта беседа как-то сама собою обратилась в письмо к самому Булатовичу. Ну что же? Пусть и он прочитает мои думы, пусть эта беседа будет отчасти ответом на его письмо...

Тяжело думать, до чего мы дожили! Всякий, кому вздумается, неизучавший богословских наук не только в духовных школах наших, но хотя бы и дома, под руководством добрых наставников, начитавшись, без разбора книг, хотя и духовных, и полезных, но без надлежащей подготовки, уже мнит себя «богословом», полагает, будто он вправе излагать новые догматы, истолковывать учение православной веры, и впадает в ересь, воображая, что он-то и защищает истинную веру...

Не печальное ли это явление?

Давая волю своей мысли летать в области богословского мышления без всякого контроля, он не задумывается над вопросом: «да по той ли дороге я пошел? Есть люди, которые всю жизнь отдали богословским наукам: не обратиться ли мне к ним? Быть может, они мне укажут источники и пособия более авторитетные, чем мое собственное смышление. Ведь, во всяком случае, вопрос-то, поднятый книгою схимонаха Илариона, не из настолько простых, чтоб мог его решать своим умом я, новичок в богословии, новичок в монашестве, — да если бы даже я имел и полное богословское образование, — это вопрос, требующий специальных знаний не только по богословию, но и метафизике, и патрологии, и мало ли еще по каким наукам... Не напрасно же, ведь, святые отцы заповедуют нам, простым монахам, не пускаться в догматические исследования: это дело — выше нашего ума!..»

Ничего подобного, кажется, не приходило в голову вчерашнего гусара-иеросхимонаха: сознайтесь, о. Антоний: (ведь — правда?) он, по военной привычке, захотел приступом взять имя нового богослова, произвести впечатление своею «Апологией», и стал сочинять новый догмат... Так явилась ересь имебожников.

Что же лежит психологически в основе новой ереси? Самочиние мысли, не искавшей «окормления» от Церкви.

Чего недостает несчастному гусару, облекшемуся прежде времени в одежды схимника?

Смиренномудрия, отречения от себя самого, от своего смышления и разумения.

Но если человек, избалованный воспитанием, успехами по службе, более или менее, хотя и по-светски, образованный, мог, начитавшись духовных книг без руководства, залюбоваться на себя, вообразить себя ученым богословом, то как объяснить себе, что простецы-то, им увлеченные, забыли долг послушания Церкви и упорно идут за ним вопреки голосу Церкви, призывающему их к послушанию?