Меч обоюдоострый

Бедная София! Сердце сжимается при мысли о том, что же ждет тебя наконец? Придет ли час твоего освобождения? Или фиал гнева Божия за грехи людские еще не до дна излиян? Но, ведь, уж столько веков на юго-восточной колонне отпечаток окровавленной руки султана Магомета свидетельствует о жестокостях корана, наполнившего до узд конских этот храм трупами хотя и грешных, но все же христиан...

Страшны суды Божий и непостижимы пути Его!..

При всем величии храм производит тем более печальное впечатление. Стены покрыты пылью, мозаики и фрески замазаны известью, только полы покрыты циновками, а по местам и коврами. Но, ведь, на Востоке пол есть вместе с тем и сиденье: вот почему, может быть, и заботятся о его чистоте, предлагая входящим надевать туфли.

Обходя этот храм-первообраз, я невольно переносился мыслию в наши русские храмы — Софии: в Киев, в Новгород, в свою, ставшую мне родною Вологду и наконец — в Кронштадт. Величественны сии храмы; прекрасны в своем роде; располагают душу к молитве; но ни один из них не возносит так душу к небесам, как этот, столь печальный ныне храм, покинутый благодатию Божией... Разве только Кронштадтская София может дать душе утешение в ее печали по Софии Цареградской. Это точная, лишь на 1/4 уменьшенная копия Константинопольской Софии (диаметр купола в Царьграде 16, а в Кронштадте 12 сажен). Но какая красота отделки, архитектурных линий, какое обилие света!4В нижней галерее, впрочем, — под колоннами, есть и полумрак, которого иногда просит сама молящаяся душа. Вместо паникадил — громадные хоросы, как бы необъятные кольца, на коих расположены иконы и лампады. Разница с хоросами на Востоке лишь та, что там они тихо описывают круги во время богослужения, как бы изображая движущиеся светила небесные, а у нас — неподвижны...

Был и в патриаршей церкви: здесь почивают св. мощи царицы Феофании и св. великомученицы Евфимии всехвальной. Бог привел мне поклониться сей мученице, в самый праздник ее памяти. Она почивает в сребропозлащенной раке, устроенной, как мне говорили, усердием в Бозе почившего митрополита Антония и других благочестивых жертвователей из Петербурга. Нигде не видел я так открытых св. мощей, как здесь. Лицо св. мученицы совсем открыто, как будто она недавно почила, сохранились прекрасные черты ее девственного лика, только немного потемневшего от времени. Глава увенчана сребропозлащенным венцом наподобие венчального. На внутренней стороне крышки приятно было прочитать славянскими буквами слова: «Святая мученица Евфимие, моли Бога о нас!»

Но обращаюсь к своему путешествию.

В праздник Святой Троицы я совершил Божественную литургию в посольской церкви, в сослужении настоятеля больничной церкви о. Н. Остроумова и иеромонахов с афонских подворий. После завтрака у посла я посетил эти подворья — Пантелеимоновское и Ильинское, где в церквах беседовал с братией, убеждая не поддаваться искушению новой ереси, раскрывал кратко ее суть, обличая подлоги в переводах с греческого и умолчания в выдержках из сочинений о. Иоанна Кронштадтского. А затем посетил наши военные суда «Кагул» и «Ростислав», где беседовал с офицерами и матросами.

День Святого Духа я встретил в подворье Андреевского скита. Слушал литургию, после которой обратился к братии с словом предостережения, положив в основание слова Апостола: блюдите, како опасно ходите, и слова Господа: блюдите, да не презрите единого от малых сих (Мф. 18, 10). Раскрыв учение о Церкви, я особенно подчеркнул необходимость послушания ей, заключив словами Господа: аще и Церковь преслушает брат твой, буди тебе яко язычник и мытарь.

Здесь же посетил меня представитель при патриархе афонского кинота, старец, по-видимому, умный и доброжелательный. Он сообщил мне неутешительные вести о положении дел на Св. Горе. Эти сведения подтвердила и телеграмма Солунского консула г. Беляева на имя посла о том, что число еретичествующих возросло до 3/4 всего братства в Пантелеимоновском монастыре, и что там грозит опасность кассе монастырской.5

4 июня на стационере «Донец» мы пошли в море, к Св. Горе.

С детства привыкли мы, православные русские люди, произносить слово «Афон» с особенною любовию, почти с благоговением. Не только религиозное, но и что-то родное, поэтическое всегда слышалось русской душе в этом имени. И тянуло туда наше сердце, и это имя занимало место в нашем внутреннем мире наряду с другими, дорогими нашему сердцу именами: Иерусалим, Вифлеем, Назарет, Иордан...