Иваново-Вознесенск жил как в осаде. Только враг был не за стенами, а хозяйничал внутри города. По улицам разъезжали казачьи патрули, шагала пехота с полной боевой выкладкой.
Однажды Трифоныч возвращался ночью с конспиративного собрания. На пустынной дороге его задержал разъезд казаков, Обыскивали тогда всех подряд. И у Трифоныча тоже вывернули карманы. Нашли прокламации, шифрованное письмо.
Старший разъезда приказал молодому казаку:
— Доставишь в полицию.
Казак накинул на шею Трифонычу аркан:
— Теперь не убежишь.
Сначала казак ехал шагом, а потом, лихо свистнув, пустил коня вскачь. Трифоныч бежал за конем, обеими руками растягивая петлю, чтобы не задушила. На ухабе споткнулся, упал, и аркан поволок его по заледеневшей дорожной грязи.
Очнулся Трифоныч в участке. Полицейский и казак отливали его водой. Увидев, что арестованный поднял голову, один схватил нагайку, другой полено. Под их ударами Трифоныч опять потерял сознание.
Утром полицейский следователь допрашивал его, делая вид, что не замечает синяков и кровоподтеков.
— Имя? Звание?
Трифоныч ответил:
— Фрунзе, студент Петербургского политехнического института. Я арестован незаконно! Заявляю протест!
Дело показалось следователю мелким и неприятным. В участке явно перестарались. История с избиением студента может угодить в газеты — и тогда попадет от начальства. Конечно, у студента нашли в карманах прокламации и шифрованное письмо. Но он мелкая пташка. А сейчас надо искать Трифоныча.
Что же это вы, молодой человек… Заводите опасные знакомства… — снисходительно допытывался следователь. — С Трифонычем давно виделись?
Арестованный раздраженно пожал плечами. Если бы он сделал удивленное лицо, если бы спросил: «Кто такой Трифоныч?», была бы у следователя зацепка: «Что-то этот юнец знает!» А тут ничего.
— Вот что… — тянул следователь. — Из сочувствия к вашей молодости советовал бы немедленно покинуть Иваново-Вознесенск.
— Я и так здесь проездом, — отрывисто отвечал студент.
Огромных усилий стоил Михаилу этот разговор со следователем. Хотелось кричать, драться, стрелять в этих негодяев. А надо было быть спокойным. «Надо! Надо!» — повторял он себе.
— Чтобы через двадцать четыре часа вас не было в городе.
— Вызовите извозчика, вы же видите, мне вывернули ногу, я не могу идти…
Он с трудом доковылял до извозчика. Сначала к врачу. Тот осмотрел, сказал сочувственно:
— Повреждена коленная чашечка… Заживет ли? Не совсем. При быстрой ходьбе нога будет подворачиваться.
Хромота… Лишняя примета ни к чему подпольщику!
Оп поехал на вокзал. Билет до Казани, как и приказано господином следователем. Вон тот, с липкими глазами, что тащится за Михаилом от самого участка, сейчас проводит поезд и побежит докладывать господину следователю, что студент Фрунзе отбыл в Казань… Пусть докладывает!
Шпик и в самом деле доложил следователю, что приказание исполнено. А следователь, как полагалось, отправил в казанскую полицию бумагу: «Сообщите, прибыл ли высланный из Иваново-Вознесенска студент Фрунзе».
«Фрунзе не обнаружен», — пришел из Казани ответ.
Следователь понял, что его одурачили. По так и не догадался, что упустил самого Трифоныча. Просто постарался скрыть от начальства свой мелкий промах и засунул «Дело о студенте Фрунзе» подальше. Найдено оно было только после революции.
…А студент Фрунзе вскоре вернулся в Иваново-Вознесенск.
БАРРИКАДЫ
Декабрьской ночью из Иваново-Вознесенска в Москву на всех парах летел необычный состав — паровоз и два вагона. Не было на всем пути ни встречных, ни попутных составов. Дорога бастовала. Один этот поезд мчался с притушенными огнями, не замедляя хода перед станциями, не подавая гудков. И стрелочники, угадывая, куда он держит путь, без приказов начальства переводили стрелки на Москву…
В Москве восставшие рабочие сражались на баррикадах с царскими войсками. Им на подмогу и спешила из Иваново-Вознесенска боевая дружина. Вагоны на ходу бешено качало. Дружинники слушали рассказ гонца, который был послан за ними военно-боевым штабом рабочей Пресни:
— Первую баррикаду сложили у старых Триумфальных ворот. Драгуны ее разбили, нас оттеснили. А ночью дружинники с фабрики Прохорова забаррикадировали Большую Никитскую… По всей Москве сейчас баррикад не счесть, может, тысяча, а то и больше…
Тысяча баррикад!
Михаилу казалось, что поезд идет слишком медленно. Там, в Москве, началась революция! Наконец-то осуществляется его мечта… Он уже видел Москву городом-коммуной. Видел, как присоединяются к ней другие рабочие города. Видел площадь перед Зимним дворцом — на эту площадь, теми же улицами, какими шло мирное, расстрелянное царем шествие рабочих, вступают вооруженные отряды. Революционная армия восставшего народа штурмует царский дворец!..
Он был убежден, что царскому строю остались считанные дни…
До самой Москвы поезд с иваново-вознесенскими дружинниками не дошел: неизвестно было, в чьих руках Ярославский вокзал. Высадились утром на пригородной станции и двинулись строем по шоссе.
— Бухает… — удивленно пробасил Степа Каширин.
— Бухает… — передразнил его старый ткач. — Пушки это бьют…