Меч правосудия

– Хорошо, мой план. Не слышала, чтобы ты возражал. Ты ведь согласен с ним? – Ану сделал задумчивое лицо, но кивнул в знак согласия.

Настал очень непростой момент – вычислить предполагаемого поклонника старейшин. Если этот человек достаточно умен, то он будет держать при себе свои эмоции касательно моего плана. Но я все же полагаюсь на его импульсивность и неосмотрительность, которая свойственна монголам.

Когда Ану рассказывает мой план от начала до конца, один из его лучников начинает тяжело дышать, его ноздри широко раздуваются.

Мужчина выходит из себя, а потом гневно заявляет:

– Ты не можешь дать ей свободу! Она наша пленница, которую положено сжечь! Почему ты веришь ей? Мы уже забыли про меч, забудь про него и ты! Нам не вернуть его. Ты отправляешь своих людей на смерть.

Ану терпеливо ждал, пока его человек выговорится. Чем больше тот говорил, тем яснее вождь понимал, кто из его людей доносит старейшинам.

Сомнений не было и у меня, потому что Нар и двое других лучников изумленно смотрели на соплеменника. Видимо, эти по-настоящему преданы Ану.

– Ты все сказал, Хад? – спокойным тоном произносит Ану.

– Вождь, одумайся, – добавляет Хад, но Ану уже все понял.

– Вождь? Ты называешь меня вождем? Ха. Сомневаюсь, что ты меня таковым считаешь. У меня были подозрения, что кто-то из моих братьев сомневается в моих решениях. И я прошу прощения у вас, мои братья, – он обращается к Нару и двум другим соплеменникам, – что я подозревал каждого из вас. Тебя, Хад, я тоже подозревал. В положении, в котором я оказался, трудно не быть подозрительным, и я могу только надеяться, что вы меня простите и пойдете за мной к Павлу Горностаевскому, чтобы вернуть меч. Ты, Хад, можешь возвращаться в племя.

– Но, брат, я…

– Я сказал, ты можешь возвращаться! – Когда Ану переходил на свой громогласный тон, его можно было принять за великого полководца, который вот-вот поведет свое войско на битву. Сейчас полководец выдворяет предателя. – Возвращайся и передай старейшинам, что я верну меч. И мне плевать, согласятся ли они меня ждать либо же без моего присутствия сложат с меня полномочия вождя. Ступай и знай, что ты мне больше не брат.

На глаза Хада навернулись слезы, но он не позволил себе предаться чувствам. Он набрал слюну, плюнул перед ногами Ану, демонстрируя тем самым свое презрение, а затем развернулся и побрел в лесную чащу.

Я понимаю, что Ану все ставит на карту, принимая мой план, но считаю, что он поступает мудро. Наше с Максимом сожжение было крайней мерой, на которую он готов был пойти ради своего народа. Уверена, если бы мы все же сгорели, Ану до конца дней мучили бы кошмары. Но не буду думать о том, чего не случилось, лучше сфокусируюсь на предстоящем задании.

За руль внедорожника людей Горностаевского садится Нар. Пассажирское кресло занимает Ану, сзади – я и связанный Василий Корогодов. В машине монголов едут два лучника, которых зовут Од и Зул, а также Макс Волков. Перед посадкой в автомобили Ану приказал Нару развязать нас, и тот слегка фыркнул, но затем я сказала ему: «Ничего личного». Не знаю, сошла ли эта фраза за извинение, ведь когда Нар привязывал меня к столбу, я хорошенько его огрела. Но другому верзиле – Бату – досталось ножом в плечо, да и почему я вообще должна извиняться перед людьми, которые недавно хотели сжечь меня живьем?

Мы быстро передвигаемся по городским улицам, потому что внедорожник с номерами мэра гарантированно не остановят, а разношерстную компанию, сидящую в нем, не увидят из-за густой тонировки. Пыльному и сильно потасканному джипу, на котором едут Од, Зул и Максим, может повезти меньше, но на протяжении всего пути они держатся позади нас, и их никто не останавливает. Пронесло.

Мы тормозим в проулке напротив мэрии – достаточно укромном, чтобы машины никто не заметил. Я должна выглядеть максимально уязвимой – волосы достаточно растрепанные от недавних приключений, в бронежилете застрявшая пуля, можно еще добавить пару ссадин, что я и делаю одной из стрел, которую беру из колчана Ану.

Монголы и Макс внимательно смотрят за моим преображением, Корогодов сидит связанный в машине. В его взгляде читается напряжение. Ану дает мне один из пистолетов, отнятый у людей Горностаевского, но когда я хватаюсь за него, монгол крепко сжимает оружие и говорит, глядя мне в глаза:

– Только без глупостей. Я доверил тебе не только свою жизнь, но и жизни моих людей. И все потому, что ты кажешься мне человеком дела.

– Для глупостей нет времени, вождь. – После этих слов я чувствую, как Ану ослабил хватку, и убираю пистолет за пояс брюк под бронежилет, чтобы Горностаевский и охрана мэрии не увидели оружие, так как нам с Максом его не давали.

Перед выходом из проулка я делаю три глубоких вдоха-выдоха, и из тени выходит совершенно другая Женя Охотникова – тяжело дышащая, уставшая и испуганная.

Осталось перейти дорогу, и я буду у здания мэрии. Сейчас примерно три часа дня, а это значит, что времени на спасение заложников остается все меньше.

Видя мое состояние, охранники у входа в мэрию настораживаются, после чего спрашивают: