Из медитативного состояния, вызванного прогулкой по безопасным местам вкупе с пьянящим ощущением свободы его вывел посторонний звук. Точнее, сначала была очередная человеческая аура, но он уже слишком привык к многочисленным душам вокруг церкви. Пусть конкретно эта оказалась вне жилой зоны, но что с того? Лишь скрежет ветки по стене, а также не слышимое простому человеческому уху "подожди…" заставило обратить на человека поодаль свое внимание.
Это оказалась девушка. Маленькая, сгорбленная женская фигурка. Такая слабая, что ее, казалось вот-вот унесет ветром. Странную, изодранную одежду, в которой Виктор не без удивления узнал униформу крестоносцев, прикрывал черный, отороченный золотой каймой плащ, слишком большой для своей владелицы.
"Явно системный", — Решил про себя мечник.
— Стойте. Подождите пожалуйста уважаемый воин, — Обратился к нему слабый, бесцветный голос. Жизни ему придавали лишь легкие нотки отчаяния и почти незаметный флер решимости. Только из-за него Санитар и решил подойти ближе, вступить в диалог.
Он быстро пожалел о своем решении. Стоило ему зайти в ее медвежий угол у края дома, как девушку, казалось, разом покинули все силы. Пришлось подхватить тело под руки. Чтобы тут же сморщиться от неприятного запаха.
Так воняли бомжи, когда заходили в общественный транспорт. Немытым телом, застарелым потом, чем-то сладковато-приторным. Но были и отличия. От незнакомки также сильно несло кровью. Чужой кровью, а также подступающей смертью.
"Черт, вот угораздило же…"
Конечно, он не дал ей просто потерять сознание, чтобы потом тихо умереть не приходя в него. Конечно, он влил в засохшие, потрескавшиеся губы сначала святую воду (обеззараживает, утоляет жажду и придает сил), затем холодный суп из консервы (разогревать нет времени), и лишь затем — одно из своих одиннадцати зелий.
Помогло. Обмякшее у него на руках тело вздрогнуло, забилось, как испуганный воробей в детских ладонях, судорожно откашлялось.
"Ну хоть не выплюнула ничего", — Все также ворчливо подумал Санитар. Но вслух лишь поинтересовался:
— Говорить можешь?
Она вздрогнула от звука его голоса. Дернула головой, улыбнулась чему-то, и лишь затем открыла глаза.
— Да, спасибо вам огромное… — Ее зрачки на секунду расширились, стоило им встретиться с серой хмарью глаз хитокири. А потом она вдруг протянула руку к его лицу.
Виктор тут же встал с корточек, на которых поил эту… это существо, а затем также поставил на ноги ее, сделал шаг назад, пресекая другие поползновения. Жизнь после Катастрофы научила парня остерегаться подобных жестов.
— Что ты делаешь… — Начал он, но быстро замолчал, когда девушка тихо произнесла:
— Савва..?
— Я же говорил, не называть меня этой идиотской кли… — Молодой человек осекся. Первичное раздражение быстро сменилось растерянностью, а затем — узнаванием. Его глаза расширились в удивлении, но только для того, чтобы подозрительно сузиться.
Он замолчал, недоверчиво разглядывая фигуру перед собой. Незнакомка напротив тоже не спешила нарушать эту ядовитую тишину. Она лишь завороженно пялилась на его лицо, узнавая и не узнавая одновременно бывшего парня.
Такие привычные черты, и такие сильные изменения. Резкие, бескомпромиссно очерченные линии скул и подбородка, жесткая линия губ, при этом — ни морщинок ни складок. В детстве девушка зачитывалась мифами и легендами Древней Греции, и именно так в ее изображении выглядел Бог Войны.
— Помоги мне…
— Что? — Моргнул Виктор, слишком занятый придирчивым анализом ее лица и одежды. Он сосредоточенно пытался понять, кто перед ним — человек или очередная хтонь. Поэтому слишком погрузился в себя, даже не подумал, как это будет выглядеть со стороны (Весьма жутко и угрожающе).
— Это же я, Ира! Мы встречались! — Невпопад крикнула девушка все тем же ломким от надрыва и боли голосом.
— Мы просто спали друг с другом. Ты сама согласилась тогда на секс без обязательств! И отказалась от нормальных отношений, — Раздраженно ответил он. Скорее от растерянности, чем из-за желания спорить или какого-либо негатива.
В глазах несчастной беглянки тут же появились слезы. Как всегда. Как в том далеком, бесконечно далеком прошлом, в мирное время, что сейчас воспринималось как сон. Ира никогда не рыдала навзрыд и не закатывала истерик, однако ее тихая боль и немые слезы били куда сильней любых скандалов и слезоразливов от всех его прошлых пассий вместе взятых.
— Почему ты не хочешь помочь мне? — Тихим, обреченным голосом спросила она. Обвинения кончились не успев начаться, осталось лишь отчаяние и какая-то обреченная покорность.
— Хочешь, я отдамся тебе? — Вдруг спросила девушка. Она сама не знала, зачем сморозила такую чушь. Конечно, он не такой, но… Женская красота — это все, что у нее осталось. А осталась ли?
Она не слишком отдавала себе отчет, когда начала томно изгибаться, призывно облизывать губы. Даже провела ладонью по груди, заставляя упругие холмы натянуться, а потом подпрыгнуть под тонким слоем облегающей ткани.