Меч судьбы

Хрустела под ногами осыпающаяся трава, сверкали полупрозрачные листья боярышника и малины. Я тронула варежкой гроздь смородины, виднеющуюся сквозь корку льда. Послышался тихий шорох, осыпался снег, и ветвь упала наземь, разбившись на мелкие кусочки. К моему удивлению, снега почти не было, словно и не стояли века холодов. Почему так, я не знала, но высота сугробов меня волновала сейчас меньше всего. Противоестественная гнетущая тишина, нарушаемая лишь звуком наших шагов и дыхания, душила, заставляла нервничать. В мертвом лесу не пахло багульником, грибами и хвоей, не пели птицы и не мелькали беличьи хвосты. Царство покоя, холода и смерти. Нас пока никто не пытался сожрать, растерзать или заморозить, и я постепенно расслабилась. Не разглядев под тонким слоем снега коварный лед, с воплем съехала по небольшому склону, размахивая руками, прокатилась десяток шагов и остановилась, оглянувшись на друзей.

Север, судя по морде, пребывал в раздумьях, последовать ли моему примеру, или сползти на брюхе. Скользя разъехавшимися во все стороны лапами, он скатился с горки и остановился рядом со мной, еле собрав лапы вместе. Отряхнулся и улыбнулся во всю пасть, вывалив розовый язык. Судя по довольной морде, прогулка ему была только в радость, несмотря на лед. Вейр с Ольгой спустились изящно, красиво, подняв легкую снежную волну, словно всю жизнь учились кататься на снегоступах. Я смотрела и не верила глазам. Медленно, беззвучно дорожки наших следов принимали первозданный вид. Присев, тронула ледяные иглы. Осыпавшись на землю, крохотные сосульки полежали немного и, взмыв в воздух, снова превратились в траву, словно время пошло вспять. Теперь ясно, почему Хладный даже объединенным силам колдунов со жрецами не удавалось стереть с лица земли. И почему тут не занесло всё сугробами до самого неба. Лес был, есть и будет до скончания веков такой, какой был в тот день. Время остановилось. От мысли, что это та самая трава и те самые деревья, среди которых шел последний бой Жизни с ледяной смертью, захватило дух.

Прошло пару часов, солнечные лучи, отражаясь ото льда и снега, вовсю жалили глаза, не спасала даже защитная темная ткань. У Севера бежали слезы, оставляя замерзающие хрустальные дорожки на серой морде. Мы остановились, чтобы передохнуть и отдышаться посреди небольшой полянки. Я с облегчением закрыла глаза. Полдня в пути, и ни одной живо-неживой души. И чего так все боятся? Страх понемногу отступил, оставив место здоровому или не совсем, смотря на чей взгляд, любопытству. Я открыла глаза. И едва сдержала вопль. Первая ласточка, накарканная мной, приближалась.

Медленно, страшно, волшебно и завораживающе красиво на нас летел призрак. Развевались на невидимом ветру длинные смоляные волосы, неземным огнем сверкали глаза на прекрасном лице богини. Дух замер перед нами. Вейр вскинул руку в жесте силы, Ольга вцепилась ему в рукав и прошипела:

— Не смей! Она не опасна!

Дух завис передо мной. Колыхались полы белоснежной мантии, шевелились на ветру пряди цвета воронова крыла. На лице жили одни глаза, взгляд которых, казалось, проникал в самую душу. Мне почудилось, что легкая улыбка скользнула по лицу эльфийки. Немного отлегло от сердца. Я поняла, что могу дышать, и опустила руку. Варежку я с перепугу снять не догадалась, иначе бы её сожгло огнем боевых колец, которыми меня щедро снабдила запасливая вампирша. Я стащила рукавицы и положила в глубокий карман шубы. Надо смотреть в оба и быть начеку. Пусть мерзнут пальцы, но лучше быть живой с отмороженными пальцами, чем мертвой, но в варежках. Впрочем, мороз был вполне терпим. Если бы не защита глаз от снега, можно было бы снять капюшон и даже остаться в живых.

— Это Ириэлла, — тихо произнесла Ольга. — Она погибла одной из первых.

И откуда она все знает? В немногих уцелевших летописях той битвы о людях и нелюдях сказано раз, два и обчелся. Имена воинов и магов, казалось, давно канули в лету, как и сама битва. Если бы не Хладный лес, может, уже и забыли бы, как забыли ту войну, про которую мне поведал Леший. Одно дело знать, что погибла тьма народу, и совсем другое, когда названы имена павших. Обезличивание памяти убивает не только саму память, но и нас самих, превращая в нечто, родства не помнящее. А вампиры помнят и берегут.

Я посмотрела на колдунью. Значит, Ириэлла, Матушка-Земля ей пухом… Как же ей, наверное, хотелось жить! Такая молодая и красивая, ей бы жить-поживать, тем более, что эльфы живут сотни лет, но она выбрала смерть ради жизни. Сколько же их здесь таких? Тряхнув головой, я двинулась вперед по поляне, осторожно обойдя неподвижно висевший в воздухе призрак, который молча проводил меня глазами. И медленно, на ватных ногах, попятилась. Из подлеска вынырнул белоснежный волк. Второй, третий, один за другим стая выходила на поляну, не сводя с нас сверкающих тьмой глаз. Белые шкуры сверкали льдом, с оскаленных морд капала слюна, чтобы тут же превратиться в сосульки. Вейр стал рядом со мной, сверкнул на солнце меч. Засияла Ольгина спица, глухо зарычал Север, вздыбив шерсть.