Меч вакеро

Дон Диего горел и множеством других вопросов, однако отец Игнасио всякий раз уклонялся от ответов, ссылаясь на слабость сеньора и, осеняя крестом больного, покидал келью.

Это настораживало, раздражало и бесило майора. Временами бессознательная паника снова томила его душу и тогда, из-за нервного потрясения, по обессиленному телу от поясницы к плечам полз озноб.

«Почему настоятель избегает разговоров? Действительно ли жива Тереза? Куда запропастился Муньос? Как мы оказались в Санта-Инез?» — десятки «как?» и «почему?» давили грудь.

Но не только эти вопросы занимали испанца. Чем более он приближался к цели — к владениям Эль Санто, тем сильнее грыз его душу червь сомнения. И то верно: Диего де Уэльва оставил Испанию за кормой галиона, когда строптивый герцог Веллингтон44 уже теснил ожесточенного, огрызающегося Сульта45 к Тулузе. Победа была близка, она уже была видна без подзорной трубы, но вот беда: близость ее не приносила радости и торжества.

В Кадисе Мигель Лардиссабаль, управляющий по делам в Новом Свете, вооружая майора последними инструкциями, был озабочен и хмур. Он не стеснялся в выражениях и был категоричен:

«Сейчас, мой друг, мы просто необходимы этим окостенелым грандам и авантажному монарху как воздух, как кровь вампирам! Наша Конституция — гвоздь в их сапоге! Покуда они лишь шипят, но помяни мое слово, стоит ступить сапогу Фердинанда в Мадрид, и вся сия свора вцепится в глотку Кадисского регентства! И тогда… — перед памятью де Уэльвы проявился породистый профиль Лардиссабаля: высокий лоб, крупный нос над решительной складкой пунцовых губ и подбородок, в котором, казалось, сосредоточилась вся воля и решимость незаурядного политика.

Майор помнил, как Мигель ворошил щипцами пышущие золотым жаром угли в камине, и как они расцвечивали его фигуру беспокойными всполохами.

Лардиссабаль был старинным другом Диего, человеком редкой чести и благородных помыслов. И если б нашелся такой ядовитый язык, что желал бы обвинить Мигеля в государственных кознях, то сему «наушнику» безнадежно долго пришлось бы убеждать в сем андалузца.

Однако, по совести разливая правду в бокалы истины, грех было бы замолчать и о том, что сам де Уэльва далеко не во всё мог проникнуть умом, о чем говорил ему управляющий делами. Будучи истовым роялистом, Диего не мог уловить опасений друга, связанных с возвращением на престол короля. Признаться более: это даже смущало и беспокоило майора и, право, заставляло переживать не лучшие часы.

—  Тебе не говорили, что ты странный, амиго? — как-то при встрече уколол вопросом Мигель.

—  В лицо — никогда, — кажется, так он ответил тогда. — А что, похож на «темную лошадку»?

—  Ты — нет… — Мигель помолчал и добавил с горечью: — Чего не могу сказать о твоем окружении.

—  Тогда почему ты не гнушаешься моим обществом? —Диего пристально посмотрел на друга.

—  Хороший вопрос. — Лардиссабаль положил ему на плечо длинную и узкую, как у женщины, ладонь. — Потому что я доверяю только собственным глазам. Доверься мне, Диего. Покуда «штандарты» и штыки Франции совершали победный марш по Европе, наш король пресмыкался перед Буонапарте в Валенсе.

—  Мигель!..

—  Нет, выслушай! — лицо друга превратилось в выбеленную гневом маску, он вцепился в спинку кресла так, что пальцы его потеряли живой цвет. — Теперь о проклятье. Его величество, без сомнения, покажет себя! И вот мое сердце, Диего, боюсь, наши головы ждут далеко не лавровые венки.

—  А как же кровь Испании… пролитая во имя короля и свободы?

Лардиссабаль рассмеялся в ответ. То был колючий смех человека, хлебнувшего нелегкой жизни дворцовых интриг, который гордился былыми взлетами и падениями и который знал, как никто другой, что победа и проигрыш — две стороны одной медали.

Он устало махнул рукой, пересек кабинет, достал из филигранной серебряной шкатулки тонкую черную сигару.

—  Вот увидишь, — Мигель проложил в воздухе сизую дорожку дыма. — Здесь, в Мадриде, Фердинанд будет на коне, но сомневаюсь, что его королевский меч дотянется до Новой Испании.

—  Боюсь, амиго, что не за горами грянет гром и случится непоправимое! Испания может потерять колонии в Новом Свете, как ящерица хвост. Да! Да! Потерять большую часть того, что веками собиралось под сень державы. Хотим мы этого или нет, мой друг, мир изменился. Но наш король слеп — и это прискорбно. Он жаждет всё оставить по-прежнему, но время за хвост не поймаешь!

Мигель Лардиссабаль подошел к мерцающей пасти камина и с досадной усмешкой повесил щипцы на массивный крюк. Затем извлек из манжета платок и закрыл им лицо, будто маской.

—  Запомни, ты должен торопиться! Будь бдителен, не доверяй никому. Помни: у Испании много врагов. Подчас мы не зрим их, не слышим. — Он долго смотрел на де Уэльву. В тишине кабинета майор почувствовал, как жжет его лицо взгляд друга. — Но мы должны чувствовать это дьявольское семя! Они из легиона Люцифера! И ты должен сделать всё, чтобы удар их смертельного клинка не застал тебя врасплох! Торопись, амиго! Союз с Россией в Новом Свете, возможно, есть последнее, что мы успеем с тобой сделать для Империи!