Меч вакеро

Де Уэльва остолбенел, сердце застряло в ребрах. Сквозь пестрый кошмар он увидел, как черные твари стали падать. Диего не мог разглядеть их лиц; темные, без носа и рта в лунном свете, они казались комьями земли с горящим углем глаз. Двое сжимали кривые сабли. В руках третьего мерцал бритвенной гранью боевой топор.

Тяжелая капля пота сорвалась с подбородка испанца.

«Вот ОНА — СМЕРТЬ!» Безумие вгрызалось клыками в мозг, и на мгновение он почувствовал себя замурованным в склепе криком.

Они ринулись стаей, молча, что волки, толково, без лишней возни. Майор отскочил в сторону, стремглав выбросив руку.

Шпага с хрустом вошла в древесину стены, проткнув горло вырвавшегося вперед. С сыристым всплеском андалузец выдернул клинок. Язык вывалился изо рта на почерневшие губы, из пульсирующей глотки послышалось хриплое клокотанье. Звук этот пилой прошелся по натянутым до грани нервам Диего, но сердце схватил жар ярости.

—  Ну, давайте, псы! Покажите свои зубы!

Он нервно хохотнул от догадки, что те, кто стояли против него, — люди, ряженные в пугающее тряпье.

—  Вы всегда в таком виде приходите в гости?

Они молчали, медленно наступая.

Тут пронзительный, полный животного ужаса женский визг парализовал испанца.

«Тереза!!!» — застонал он, борясь с дурнотой, и так кинулся к лестнице.

Ветхие ступени заплясали под ним, как лопатки дикого жеребца. Де Уэльва почти уже одолел половину подъема, когда затылком ощутил опасность. Крутнувшись на каблуках, он вовремя успел пригнуться: тяжелый топор со свистом врубился в дерево.

Раздался чудовищный треск. Майор услышал, как, ржаво скрипя, выскочили из пазов гвозди. Колун проломил лестницу, взвихрив рассохшиеся ступени тысячей кусачих шершней. Щепки исцарапали лицо, но глаза Диего успел укрыть свободной рукой, одновременно сделав выпад.

Шпага продырявила плащ, запутавшись в складках, и в следующий миг, прогнувшись дугой, лопнула под ногой убийцы по самую гарду.

Черное, будто обугленное, лицо треснуло в улыбке, и тут же исказилось: чиканос зарычал, пытаясь выдернуть застрявший топор.

Диего скосил глаза: второй обезьяной карабкался по пляшущим перилам, обходя его с тыла. Крики Терезы придали решимости. Андалузец что было силы всадил кулак, закованный в чашку эфеса, в челюсть незваного гостя. Тот поперхнулся собственными зубами и кубарем загремел вниз, оставляя кровистый след. Майор отбросил бесполезный эфес и ухватился обеими руками за топорище.

Но не успел он выдрать топор, как третий дьявол, тот, что карабкался по перилам, со свирепым рыком обрушился на него сверху. Де Уэльва, не выпуская оружие из рук, ахнулся вниз вместе с обхватившим его за лодыжки противником. Падая, оба пытались за что-то уцепиться, но лишь издолбили ладони, занозив их щепьём.

Рухнув спиной на шершавые доски пола, Диего неистово брыкнулся, пытаясь освободить ноги.

Сквозь грохот и треск до него донесся рыдающий вопль любимой, просящий пощады:

—  Диего-о!!! Диего-о-о-о!!!

—  Не-е-ет! — заорал он, сжигаемый отчаяньем изнутри.

Исходя потом и кровью, испанец насилу выдрал правую ногу и пырнул убийцу сапогом. Под каблуком что-то чавкнуло и захрипело. В следующий миг он вскочил, схватился за топор и, уворачиваясь от бешеных сабельных ударов, зазвеневших китайским гонгом, отпрянул за стол.

Диего дернул кадыком, со страхом чувствуя, насколько ослабел. Руки омертвели, будто от них отхлынула кровь. Ноги стали неподъемными, как мельничные жернова.

Убийца медленно обходил стол, шаркая каблуками и звенькая шпорами. Грудь майора превратилась в горячую мишень. Он нервно стряхнул с лица пот, не спуская напряженного взгляда с надвигающейся смерти. В узких щелях ее глаз влажно блестели белки, безгубый рот кривила ухмылка. Шарк — звеньк… шарк — звеньк…

Плечи Диего окаменели, он с присвистом втягивал воздух: «Сейчас, или никогда! Или я, или он!» — и… содрогнулся: щеку и нос чиркнул холодок; сабля вспорола воздух в дюйме от его лица.

И тут же топор де Уэльвы с маху вхрустнулся в ключицу противника.

Голова, шея и макушка правого плеча мелькнули в кровавой вьюге; безглавое тело качнулось и глухо рухнуло, разом кропя доски вишневым ливнем.

Майора колотило. Резко повернувшись к злосчастной лестнице, он увидел на балюстраде ЕГО — высокого, черного: плоть без плоти.

Одной рукой ОН держал на весу двуручный испанский меч, с длинного лезвия которого срывалось зеленое пламя; другой — волосы Терезы.

Диего показалось, что тьма, подобно омуту, засасывает его рассудок. Язык ощутил вкус крови; он прикусил мякоть щек, чтобы не закричать.

Руки несчастной безжизненно свисали вдоль надломившегося тела. Она уже не принадлежала себе: сырые от испарины кудри, блестящие нити пота на лбу и щеках…

—  Тереза, — в горле Диего застрял ком. Он чувствовал запах собственной крови, чувствовал, как она, горячая и быстрая, змеится по его коже, сползая за воротник, сплетаясь и обвивая шею.

Череп вместо лица стоял против него. Темные ямы глазниц, на дне коих угадывался живой блеск, — парализовали. Тайна веков таилась в сих немигающих провалах, что двумя колодцами времени взирали сквозь испанца.