Меч войны

Прячась под складками шатра, Ясмин узнала в нападавших медвежью фигуру Шаих Хасана, джемадара[77] французских сипаев. С рёвом он повёл своих людей в последнюю атаку на царский отряд. Махфуз Хан был сметён, когда пытался защитить своего отца; брата Анвара уд-Дина проткнули штыком. Телохранители Анвара уд-Дина окружили его со всех сторон, пока громадный Шаих Хасан не врезался в их ряды. Его огромный меч рубил направо и налево, открывая путь к самому Анвару уд-Дину.

«Бисмилла up рухман up рухеем! — молилась она. — Во имя Бога, самого милостивого и благодетельного. Спаси моего господина, Анвара уд-Дина!»

Сражение один на один было, очевидно, бесполезным: когда-то талантливый фехтовальщик теперь был слишком стар и медлителен, чтобы отразить разящие удары чудовищного Шаих Хасана. Медведь отбросил украшенный меч Анвара уд-Дина в сторону и следующим ударом снёс мечом голову своей жертвы.

Ясмин глядела с ужасом, как голова набоба была подхвачена и поднята вверх.

   — Смотрите! Смотрите! — кричал враг. — Ваш отвратительный захватчик престола мёртв! Да здравствует истинный набоб Карнатики Чанда Сахиб!

Сопротивление рассеялось, когда силы нового властителя Карнатики рванулись вперёд, и Ясмин вдруг поняла, что главная опасность миновала и главные силы врага промчались дальше. Выйдя из оцепенения, она хотела прежде всего выбежать вперёд, поднять нож и броситься на Шаих Хасана, но перед нею внезапно предстал человек, поднявшийся из-под тлеющих складок шатра.

Это был Мухаммед, с мечом в руке. Его одежда дымилась и мерцала огненными кольцами там, где огонь прожёг её до самой кожи. Шатаясь, он шёл по направлению к ней. Он прижимал руку к глазам, спотыкаясь словно пьяный, со стонами и проклятьями отмахиваясь мечом от воображаемых нападавших.

В этот момент она ощутила свою власть над ним. Было так легко подкрасться и вонзить в него нож или перерезать его отвратительную глотку.

Когда он проходил мимо, не ведая о ней, Ясмин подстерегла его, выскочила из укрытия и повалила на землю.

   — Мухаммед, Мухаммед! Это я! Ты слышишь?

   — О, мучители ада, — кричал он, обезумев от боли. — Я слышу её голос!

   — Пойдём со мной!

   — Значит, я умер? Я ничего не вижу! У меня вырвали глаза!

Она отвела его руку и увидела обожжённое лицо, с которого лохмотьями свисала кожа.

   — Помоги мне, Ясмин!

   — Падаль! Я хочу убить тебя! — зарычала она. — Не закрывайся, Мухаммед! Настал момент, которого ты так страстно желал! Твой отец мёртв. Махфуз — тоже. Исполнилась твоя мечта, господин Карнатики!

   — Ты же не убьёшь меня? — прохрипел Мухаммед.

   — Я бы с радостью уничтожила бесхребетного червя, который является моим мужем, но не могу убить господина, которому принесла клятву. Пошли! Ты должен скрыться. Эта битва проиграна, и Анвар уд-Дин убит. Ты должен жить, чтобы когда-нибудь отомстить за него!

   — Тогда уведи меня отсюда... — умолял Мухаммед. — Если ты спасёшь меня, я дам тебе всё, что ты пожелаешь. Аллах хафиз!

   — С Божьей помощью мы сможем собрать тех, кому ты можешь довериться. С Его помощью ты ещё можешь добраться до сокровищ, хранящихся в Аркоте, и затем бежать на Юг, в Тричинополи, чтобы собрать другую армию. — Ясмин поднялась на ноги и потащила его за собой. — Иди сюда. Вниз с холма. К лошадям и к свободе.

Глава XIV

Неприкасаемые поднимали убитых коров из главного колодца Мадраса, используя бревенчатый треножник, блок и морские снасти. Это были люди с пустыми глазами, обречённые с рождения собственными богами на жизнь в грязи и унижении. Их волосы были срезаны до черепа, наготу же прикрывали пижамы, которые дала им компания; но Хэйден Флинт видел, что даже европейская одежда не прибавила им самоуважения, к чему стремилась компания.

Вялый караульный сплюнул бетель рядом с грудой воняющей мертвечины.

   — Ханкар эк саф! Поднимай! Ис тараф! Ус тараф! Ис тараф! Джалди!

Руки неприкасаемых дрожали от напряжения, пока узлы верёвки, охватывающей заднюю часть коровы, не ударились о блок. Отвисшая туша почернела, вонь была невыносимой. Вода стекала с разложившегося носа коровы обратно в колодец, пока они не перевалили раздувшуюся тушу в пыль.

Хэйден Флинт смотрел в сторону, сжав губы, пытаясь не дышать. Прилив слабости после лихорадки, которую он перенёс, заставил его сесть на низкую стену, но новости, которые он узнал, требовали немедленных действий. После короткого отдыха он вновь встал на ноги.

Был жаркий полдень. Невыносимое солнце заливало ярким светом стены и шпили форта Сен-Джордж, испещрённые выбоинами от пуль. Мадрас лежал в руинах после оккупации и требовал значительной перестройки. Полуразрушенные каменные строения казались ему чуждыми после столь долгого времени, проведённого в Хайдарабаде.