Меч войны

   — Это просто, парень, — сказал Флинт. — В первом разряде товаров — шёлк-сырец и опиум, муслин и ситец; в нижнем же — грубый хлопок, красильное дерево, топлёное масло и селитра. Ты скоро убедишься в верности моих советов. Так что приходи ко мне, когда захочешь, и я составлю контракт для тебя. Ты увидишь, что здесь — безграничные возможности потратить деньги с толком, разумно вкладывая их по моему совету. Мы можем торговать солью, бетелем и индиго, и если ты не глуп, то согласишься на половину прибыли, которую мы получим в результате этого.

Но у них были не только деловые беседы. Подобно отцу, посвящающему сына в тайны жизни, Стрэтфорд в один из бархатных вечеров, после обильных возлияний, отвёл его в дом Кали Гхата, где за циновками из душистой травы и бамбуковыми ширмами скрывались черноглазые красавицы. Приведённый туда под винными парами, он всё же вошёл внутрь, влекомый физическим желанием. Но вид бритых девушек вызвал у него отвращение, и, оставив две серебряные монеты, он вышел, шатаясь и без шляпы. На улице к нему подошли люди, оказавшиеся носильщиками паланкина, и принесли его в дом Флинта на речной набережной, где его вырвало на ступенях, после чего он повис на белой колонне, желая лишь одного: чтобы мир прекратил вращаться.

Стрэтфорд ожидал Клайва. Он повёл его на берег Хугли, где угостил крепким кофе, а также попотчевал философией. Клайв же в ответ поведал Флинту, как мысли о страдающей в гареме Аркали убивают его.

   — Я потерял жену, которую очень любил, — сказал Флинт, глядя на медлительные воды реки. — Какое-то время я тоже был не в своём уме. Но время лечит, и, как говорят индусы, человек может держать в голове лишь одну мысль. Послушай, вытесни память о ней, и ты спасёшься.

   — Проститутки Кали Гхата не помогут мне забыть Аркали.

   — Я говорю не о них!

   — Зачем же, дьявол побери, вы притащили меня туда?

Весёлая искорка промелькнула в глазах Стрэтфорда.

   — Назови это приключением, способным привести тебя к откровенности. Самый верный способ разделаться с болью — махнуть лезвием от уха до уха, и я уверен, что найдётся много помощников сделать это. Но я считаю, что в данном случае это слишком жестоко для тебя.

   — Каков же другой способ, мистер Флинт?

   — Броситься душой и телом в накопление капитала. Это сделает из тебя нового человека. Понимаешь?

   — Не думаю, что я...

Флинт положил свою тяжёлую руку ему на плечо.

   — Я был на твоём месте. И сделал так. Мы думаем, что гонимся за счастьем, когда на самом деле стремимся к женщине. Затем, когда она стала нашей, мы начинаем добиваться богатства. А когда и оно приходит, появляется тяга к власти. Ты понимаешь? Но если мы не получаем чего-либо одного, надо просто переходить к следующему!

   — Я не могу!

Флинт вздохнул и снял руку с плеча собеседника.

   — Что ж, искренний ответ. А теперь, может, ты будешь столь же искренним и расскажешь о причине вашей дуэли?

   — Откуда вы знаете? Это было тайным делом. Даже губернатор Сойер клялся...

   — Томас Эдвардс, капитан Королевского флота, давний мой знакомый.

   — Я не припоминаю капитана Эдвардса.

   — Он с корабля «Отмщение». Подходящее название.

   — Я уверен, что незнаком с ним.

   — Но ты знаешь их врача, мистера Нэйрна. — Флинт неожиданно стал твёрд как дерево. Неподвижный, серьёзный, без всякой прошлой дружелюбности. — Я знаю, Роберт Клайв, что ты не пойдёшь на дуэль без желания отправить Хэйдена в могилу. И помню, как прямо сказал тебе, что не хочу видеть его мёртвым. О чём ты думал, когда пошёл против меня?

Клайв склонил голову, пробормотав что-то в ответ. А Флинт сидел, уставившись на него, пока тот не рассказал всё, за исключением того, что дуэль была отложена, но не отменена. Он принёс извинения и даже дал обещание, которое, как он сам понимал, не мог выполнить, поскольку и до этого уже дал обещание встретиться с Хэйденом и определить их судьбу раз и навсегда.

Стрэтфорд принял извинения, после чего они продолжили беседу о своих ожидаемых доходах.

По мере того как солнце поднималось над богатой плоской дельтой, через которую изливалось священное сердце Индостана, он постиг, что Бенгал был по крайней мере вдвое более богатым полем торговли, чем обещал когда-либо стать Юг, и что правление могольского правителя, запрещавшего англичанам и французам конфликтовать, обеспечивало небывалые возможности для торговли.

Роберт Клайв отряхнул руки от пыли и вытер солёные брызги, прежде чем войти через Морские Ворота форта Сен-Джордж. Проходя мимо часовых, стоявших у ворот и ответив на их приветствие, он с удивлением увидел Хэйдена Флинта. Клайв приветствовал его.

   — Значит, ты опять здесь? Я надеюсь, мы можем нормально разговаривать? — осторожно спросил он.

   — О чём? Если о письмах, которые ты привёз из Калькутты, то не думаю, что там есть что-нибудь для меня. Что касается остального, не вижу оснований нарушать наше соглашение.

   — Нет. Писем нет. — Он увидел разочарование, промелькнувшее на лице Хэйдена. — Но я говорил с твоим отцом. Он преуспевает и уверенно восстанавливает своё состояние.

   — Ты здесь навсегда?