Меч войны

   — Твои достижения не помогут тебе в этом случае. Победы сделают твоё положение ещё более невыгодным. Своим примером ты показал их никчёмность. — Он вздохнул. — Ты хорошо знаешь компанию. В отчаянном положении они согласятся дать тебе руководство, но не забывай, каким косным и жёстким бывает Совет, когда вновь становится хозяином положения. Разве ты забыл, как утверждённые в звании офицеры позволяют ревности влиять на свои решения? Будь осторожен. Я думаю, что тебе не следует стремиться возглавить экспедицию в Тричинополи; и не позволяй Стринджеру возложить это на тебя. Усмири себя, Роберт.

   — Я буду делать то, что должен. Взгляни вокруг и порадуй свой взор. Разве ты не узнаешь этот пейзаж?

Он ощутил порыв зловонного воздуха.

   — Это отвратительное место. Духовно мёртвое.

   — Посещал ли ты когда-нибудь поле боя через год? В тот промежуток времени, когда вся слава битвы уже иссякла, а легенда ещё не украсила его? Так же, как здесь. Посмотри туда.

Хэйден повернулся и увидел невероятное. Одинокую каменную колонну, возвышающуюся на девять ярдов. Она была белой, в римском стиле, причудливо украшенная выгравированными лавровыми и виноградными листьями. На её постаменте был высечен текст на латинском языке, провозглашающий это место будущей столицей, великим городом с названием Дюплейкс-Фатахабад, первым городом новой империи.

   — Тебе это ничего не говорит?

С ужасом Хэйден осознал, что они пришли туда, где судьба обернулась против них. Это было возвышение, где убили низама. Перед ним вновь возникла сцена, когда Музаффар Джанг в последний раз прижал к себе огромный рубин.

«Хотел бы я знать, как обошлась судьба с Салаватом Джангом в Аурангабаде, — думал он, содрогаясь. — Что теперь с Талвар-и-Джангом? Он стал устаревшим скипетром призрачной власти. И я всегда буду помнить о том печальном юноше, который мудро отказался носить его. Что бы случилось с ним под бременем Горы Света?»

Полчаса хватило канонирам Клайва, чтобы начинить монумент мании величия Дюплейкса трофейным порохом. И под возгласы приветствий он разлетелся на тысячу осколков.

Ясмин глядела с изумлением на виды, открывающиеся в подзорную трубу. Умар был в возбуждении от вестей о приближающейся английской армии, и она сама хотела взглянуть на неё. Три часа назад она видела клубы белого дыма со стороны Коилади. Теперь то же самое можно было видеть в Элмизераме, вдвое ближе, чем Коилади. Дым пушечных выстрелов.

Она зажала край вуали губами, чтобы иметь возможность снова поднять тяжёлую латунную трубу двумя руками. С вершины утёса Тричинополи отчётливо были видны ряды войск в ярком полдневном свете.

   — Не говорила ли я, Умар, что англичане придут с востока?

   — Я молился, чтобы вы оказались правы.

   — А теперь молитвы нужны французам, — сказала она, — если правда то, что рассказывают о делах Сабат Джанг Бахадура.

Ясмин продолжала обозревать местность. На востоке виднелось скалистое возвышение Элмизерама, занятого теперь французами, дальше же, в дымке, виднелась крепость Коилади. Агенты Умара вчера говорили о пятнадцати сотнях английских солдат с восемью орудиями на больших колёсах, идущих по северной дороге из Аркота. Может быть, французские орудия вели огонь по англичанам, но там же поднималась пыль от тысяч конных маратхов.

Внизу, в их лагере, около половины солдат капитана де Джингенса занимались обычными делами. Остальные шестьсот ушли на рассвете, услышав новости. Они намеревались присоединиться к приближающейся армии, чтобы усилить её.

После полудня Ясмин видела, как французская пехота шла потоком от своего лагеря через низину, занимая позиции на полпути до Элмизерама, выстраиваясь в длинные шеренги, чтобы предотвратить приближение англичан. С ними было по крайней мере двадцать орудий. К северу от них собралась конница Чанды Сахиба. Затем появилась английская пехота и атаковала оставленные здания, стоявшие на равнине.

Лёгкий бриз шевелил флаги у них над головами, внизу же, на равнине, неподвижный воздух раскалялся в дневном зное. Орудия наполняли воздух ярким белым дымом, который рассеивался, но полностью не исчезал. Сквозь него она различала французские и английские орудия, перебранивающиеся между собой как уличные торговцы, в то время как конные армии беспокойно маневрировали по флангам.

С её вершины было видно, почему кавалеристы, несмотря на отвагу, не смогли в одиночку справиться с хорошо обученными пехотинцами, фланги которых были защищены орудиями. При приближении конников пехота останавливалась, смыкала ряды и сосредоточивала огонь на атакующих, разбивая их наступление. Разбросанная толпа пехотинцев была лёгкой добычей для кавалерии, но, пока сохраняли порядок и организованность, они были непобедимы. Бдительность и дисциплина — вот всё, что было необходимо на открытой местности. Остальное дело выполняли их мушкеты со штыками.