Меч войны

   — Набоб в гневе, — сказал Махфуз, обращаясь ко всем присутствующим, говоря об отце, сидевшем с мрачным лицом. — Никто и никогда ещё не осмеливался подвергнуть сомнению его власть. Он — по праву — верховный владыка Карнатики, утверждённый в этой власти самим низамом. Эти иноземные арендаторы, неверные торговцы, находятся здесь лишь по его дозволению. И тем не менее французы посмели игнорировать его законное правление, они развязали войну на наших землях, несмотря на запрещение Анвара уд-Дина, а теперь они намерены противостоять и нам!

Послышались негодующие возгласы. Затем министры развернули карты, гневно порицая наглость французского губернатора, а Махфуз, не остерегаясь возможного шпионажа, раскрыл свой план действий.

   — Если отец согласен, мы займём позицию здесь, на горе Сен-Том, в восьми косах к югу от Мадраса. И когда французы попытаются пересечь устье Адьяра, мы устремимся вниз и уничтожим их!

   — Никакой пощады иноземцам! — Этот возглас был подхвачен несколькими голосами.

По мере того как возгласы стали стихать, Хэйден начал понимать, что затевает Махфуз. Их стратегия была подобна стальному капкану, в который неминуемо попадёт пехота Дюплейкса. Если французы попытаются отойти, кавалерия Махфуза набросится на них и устроит бойню; если же они решатся атаковать, то будут настигнуты в воде и изрублены на куски. «У них нет ни одного шанса», — думал он.

Напоследок Анвар уд-Дин вызвал своих астрологов, чтобы те добрыми предзнаменованиями подтвердили покровительство Аллаха в битве. В цветистых фразах они поведали набобу, что его жизнь в настоящее время подвержена влиянию самого благоприятного расположения планет, что Луна достигает апогея, и, наиболее благосклонная из всех, красная звезда Мира, «Удивительная», появилась в созвездии, которое иноземцы называют Цетус — Кит. Эта звезда достигает максимальной яркости лишь один раз за триста тридцать один день. Эти знамения можно истолковать так: иноземцам придётся уйти морем на кораблях, больших как киты, но прежде красный рубин Анвар уд-Дин ярко заблистает в ознаменование победы.

Раздались крики ликования, затем Анвар уд-Дин вызвал вперёд Хэйдена и повелел ему сесть перед ним.

   — А ты? Каково твоё мнение об этом?

Его лицо горело под пристальным взглядом набоба. Как мог он сказать, что теперь хотел лишь одного — чтобы не было кровопролития? Чтобы Махфуз встретился с французами и организовал перед ними демонстрацию своих сил, которая заставила бы их бежать обратно в Пондичерри. Чтобы не было необходимости губить тысячу или более человеческих жизней.

   — Мой господин, — сказал он медленно, поняв, что Анвар уд-Дин вовсе не требует от него откровенности, но просто хочет одобрения его плана. — Я думаю, что ваша армия уничтожит французское подкрепление.

Он подождал, пока они выразят свой восторг криками и громом своего оружия.

   — Однако гарнизон в Мадрасе имеет полевые орудия...

   — У нас тоже есть полевые орудия!

Это было сказано так неожиданно громко, что Хэйден вздрогнул. Он почувствовал, что генералы и знатные люди, окружавшие его, а также сыновья Анвара уд-Дина внимательно слушают. Чувствовалось, что его слова могут как утвердить их уверенность, так и каким-то образом подорвать её. Когда шум голосов улёгся, он уже знал, что скажет им то, что думает.

   — Да, мой господин, но орудия французов лучше ваших.

Наступила тишина, затем Абдул Вахаб, младший сын набоба, вскочил в негодовании:

   — Ты лжёшь, феринджи. Ваши пушки не могут быть лучшими!

Набоб наклонился к нему и сурово спросил:

   — Ответь мне, какое самое большое орудие может французская армия использовать на суше?

   — Я не могу сказать относительно французской армии, мой господин, но самое большое полевое орудие, используемое англичанами, стреляет двадцатипятифунтовыми ядрами.

   — А ты знаешь, что в Агре есть пушка Моголов, называется Малик-и-Майдан, которая весит пятьдесят ваших тонн, имеет жерло диаметром в двадцать два ваших дюйма и которая стреляет снарядами весом тысяча пятьсот ваших фунтов?

Он покачал головой, неспособный поверить в существование такой огромной пушки. Но даже если бы такое орудие можно было привезти сюда, оно ничего не добавило бы к той бойне, которая должна развернуться завтра.

   — Теперь ты понимаешь, почему я просил тебя никогда не хвастаться вашим европейским оружием при моём дворе.

   — Да, мой господин, но... — начал Хэйден, почти неслышимый в окружающем шуме.

   — Ты что-то ещё хочешь сказать? — с безразличным видом спросил Анвар уд-Дин.

   — Мой господин, вы повелели мне высказать моё истинное мнение.

   — Тогда говори.

Он повернулся к Абдулу Вахабу.