И Мишу они не касаются.
Боярич не опоздал, явился вовремя, аккурат после вечерни. Встал на паперти, на углу, на видном месте — весь такой из себя: ликом пригож, златовлас, в кафтанчике — как васильки-цветы — ярко-синем, поясом золоченым шелковым подпоясан, на ногах — сапожки алые, вместо шапки — обруч серебряный волоса стягивает, не дает разлететься. Короче — виден отрок издалека. Приметен. Интересно, а что же, боярин-батюшка его без слуг отпустил, вот так просто? И это — после того, что было? Хм… Хотя именно так здесь и поступали — приучали чад к самостоятельности, это ведь не в России, где здоровенные, лет хорошо за двадцать, парняги все мальчиками считаются, как же — студентики, дети. Срамота, тьфу!
Михаил прошел мимо отрока, рукою задел… Скосив глаза, перехватил взгляд, шепот услышал — за мной иди, мол. Пошел…
Шли недолго, завернули на Лубяницу, обошли корчму, за забором, в лопухах, встали. Борис улыбнулся:
— Ну, как вы?
— Милостию Божией, — Миша уже наверстался отвечать по-местному. — И твоею.
— Уезжать вам надобно из городу, — негромко промолвил боярич. — Батюшка осерчал шибко — ладно, соглядатай, так ведь еще и закупы сбежали, а это уж прямой убыток, надобно поймать, да наказать для острастки, чтоб другим неповадно было. Чуешь, Мисаил, о чем я?
Миша усмехнулся:
— Тиун-то не догадался?
— Может, и догадался, да при себе держит, — Борис презрительно сплюнул в траву. — Батюшка не вечен. А Ефим — умен, на меня ставит.
— Да уж… — Михаил не удержался, пошутил: — Умник умника издалека видит.
— Это верно, — серьезно отозвался отрок. — Так вот, о вас… Я тут подумал — лучше всего вам в нашей дальней вотчине схорониться, спрятаться. Уж там — точно искать не будут. Никому и в голову не придет, что вы в ту сторонушку ринулись.
— А если в другую?
— Вот там-то вас ждать и будут. Батюшкины люди на всех дорогах, на всех пристанях есть. Да и слух пошел — будто вы к немцам сбегнуть хотите.
— К немцам? — удивленно переспросил Миша. — Небось, ты слух такой пустил?
— Ну я… А в вотчине отсидитесь… Может, и беломосцами станете…
— Кем? — Михаил подзабыл термин.
— Ну своеземцами, — терпеливо пояснил подросток. — Выделю вам наделы…
— Наделы? Так это что ж… вотчина-то не батюшкина, твоя?
— Да, батюшкой мне подарена, — откровенно усмехнулся боярич. — С чего бы мне верных людей туда не сманить? Верных, работящих, умелых воинов… таких, чтоб я верить мог, как себе!
А-а-а!!! Вот оно, где собака-то порылась! Дальний-то надел — Борискин, оказывается. Ну, молодец, пострел, настоящий хозяин… феодал, мать его ити! Прямо страшно — до чего умный.
Борис улыбнулся, словно подслушал Мишины мысли:
— Скрывать не стану, я даже рад этому. Ну, что так все вышло. Вот грамота, к холопям тамошним да смердам… — боярич вытащил из-за пазухи кусок отбеленной бересты с буквицами и зеленой восковой печатью. — Мало пока на усадьбе и тех и других… Тут вот наказ мой, печать, подпись. Тиуна на усадьбе нет… Ты, Мисаиле, там тиуном будешь!
— Тиуном? — вот уж тут Миша присвистнул. Ну, надо же, как карьера-то задалась — из «дядек» в тиуны. Может, тут остаться, да не искать ничего? Никаких стеклодувов, браслетов, Мирошкиничей…
Ну, это он шутил, конечно. Сам с собою шутил. Однако предложение и в самом деле было неплохое. Особенно — для парней и Марьи… Марьюшки… Ух, и девчонка…
— Вот что, господин Борис Софроньев Онциферович, — приняв решение, Михаил посмотрел отроку прямо в глаза. — Предложение твое принимаю… только не сразу…
Вот тут Миша схитрил — не хотелось обижать парня.
— Как это — не сразу? — вскинулся тот.
— Мои люди — Марьюшка и Авдей с Мокшей — отправятся на твою усадьбу хоть сейчас, с этой вот грамотой. Я же прибуду чуть позже.
— Позже — только по зимнику! — Борис сердито сверкнул глазами. — Иль мой уговор тебе не гож?
— Гож, очень гож, Борисе… Только и ты пойми — дела у меня есть неотложные. Справлю — сразу к тебе.
— Поклянись! — подумав, потребовал отрок. — Перекрестись вон, на церкву.
Михаил быстро исполнил требуемое и улыбнулся:
— Ну! Говори, где твоя усадебка, да как до нее добраться?
— Усадебка-то неблизко, — улыбнулся, наконец, и боярич. — Хотя поближе Заволочья будет. Про Обонежский ряд слыхал поди? От Ладоги — по рекам, Сяси да Паше, до погоста Пашозерского. То не наш погост, Софийский — иноки тож ту землицу алкают, хоть и княжий там ряд, не их… Усадебка моя, почитай, рядом… починок. Ничего, разрастется! Земли неблизкие — зато ворогов нет. А охоты, а рыболовля какие?! Правда, суд высший — у князя.
— Так, говорят, прогнали ж его?
— Сегодня прогнали, завтра — обратно позовут, — философски заметил отрок. — Не того, так другого.
— А много ль на усадьбе людей?
— Да есть, — на этот раз боярич ответил уклончиво, похоже, и сам точно не знал, о чем тут же и проговорился: — Мирошкиничи, псы, тоже в тех местах починки устраивают. Смердов моих сманивают, чтоб им пусто было! Вот этим ты там тоже займись!
Миша только головой покачал — понятно.