Меченосец

— А зачем вы это мне рассказываете?

— Не знаю… Просто подумал, что вам я могу об этом рассказать. Вы в этой майке выглядите как настоящий сеньор…

24

Миновав шумные стайки детей, бегавших вдоль длинного ряда капироче, Рик вышел к своему дому и неожиданно увидел Монику. Она курила, сидя на скамье, где прежде дожидались своей очереди ее клиенты.

— Отдыхаешь? — спросил Рик, проходя мимо.

— О, это ты… — Она устало кивнула. — Садись, посидим. Или спешишь?

Рик пожал плечами. С одной стороны, он никуда не спешил — рабочий день кончился, но с другой, ему сегодня, как и в любой другой вечер, очень хотелось выпить.

— Ну, давай посидим, — согласился он и сел на край скамьи.

— Они отплыли, — сказала Моника и глубоко затянулась.

— Все хорошее когда-нибудь заканчивается.

— Нет, я даже рада.

Моника затушила окурок о столбик и бросила в траву.

— Хоть отосплюсь, а то трое суток, как машина… Веришь, даже поесть времени не было…

— Понимаю, — кивнул Рик, который тоже не всегда успевал поесть и даже вовсе забывал про еду.

— Ты все работаешь на том складе?

— Работаю, — снова кивнул Рик, держась руками за доску скамьи и слегка раскачиваясь.

— Хорошо платят?

— Сотню. Но мне хватает.

— А я за неделю заработала четыре сотни. Но мне столько не надо, отдам деньги матери.

— Матери?

— Да, она живет недалеко, через два квартала, воспитывает моего Энрике…

— Сколько ему?

— Семь годиков.

На изможденным лице Моники появилась улыбка.

— Осенью в школу пойдет. А ты всегда одинокий?

— Я? Нет… — Рик покачал головой, прислушиваясь к звукам ТВ-бокса, доносившимся из чьего-то открытого окна.

«…разгадана тайна пропажи части продукции сельскохозяйственных кооперативов, выращивавших…»

— Я был женат, но она ушла от меня.

— После того как ты стал пить?

— Нет, раньше.

«…благодаря бдительности этого человека. Он обратил внимание на то, что всякий раз, когда производится перевес продукции таких культур, как баланская слива и тапиока…»

— Попался другой мужчина? — усмехнулась Моника, кутаясь в выгоревшую зеленую шаль.

— И это тоже. Наверное, он ждал ее. К нему и сбежала.

«…ими оказались мутировавшие бандерлоги-фруктоеды с острова Карапундо. Ученым удалось выяснить, что более двадцати лет назад бандерлоги исчезли с острова, все считали, что они вымерли, однако фруктоеды переместились на суда с автоматическим управлением, ведь там их не могли увидеть люди, а аэрозольные ловушки были рассчитаны только на крыс…»

— Ты не пытался вернуть ее?

— Нет. Если она приняла решение, значит, не передумает.

— Она была такая?

— Да, она была такая…

«…один из причальных рабочих острова Панорино, который, наблюдая за движением крышки трюма одного из электроходов, заметил, что, как только в трюме выключалось освещение, из темных углов выпрыгивали странные тени, которые бросались к ящикам с балаконской сливой. Поначалу ему не верили, считая эти истории пьяным бредом, но после заявления с весовой станции…»

— Иногда мне хочется вернуться в прошлое, — сказала Моника и вздохнула. — В свое далекое детство. Жаль, что это невозможно.

— Это возможно.

— Как? — усмехнулась она.

— Нужно только научиться плавать под водой, чтобы нырять глубоко-глубоко…

— И что потом?

— Потом можно попасть в затопленные города, в которых живет прошлое. Это мне один знакомый сказал.

25

Каждое утро происходило одно и то же. Море просыпалось раньше людей, прогревалось первыми лугами солнца и начинало разгонять волны, которые, разумеется, тут же устраивали ветер.

Ветер проносился по песчаным пляжам, переворачивал несколько забытых зонтиков, опрокидывал пластиковые столы в прибрежных кафе, а дальше несся по улице Либернадо, сворачивал направо в Хоксвуд, вздымал пыль, подхватывал мусор и устремлялся к дому сорок восемь дробь пятнадцать по Треджес-авеню. И потом ударялся именно в ту форточку, замок которой вот уже второй месяц жилец квартиры не удосуживался починить.

Форточка распахивалась, сквозняк сдвигал плотные шторы, и лучи утреннего солнца падали аккурат на подушку жильца. Он вздрагивал, накрывался с головой шелковым покрывалом, однако вместе с солнцем в его жилище врывался городской шум: гудки спешащих автомобилей, клаксоны развозчиков молока и звонки зеленщиков. Они упорно звонили под окнами постоянных клиентов, пока не просыпались все, кроме самих клиентов, а потом слышалось что-то вроде:

— Ой, а я сегодня что-то разоспалась! Вы принесли спаржу?

— Не спаржу, госпожа, вы заказывали латук и редиску…

— Да когда же я заказывала латук, если я его никогда не заказываю!

И так до бесконечности. А тут еще цирк с его рекламным автомобилем: «Посетите представления „шапито-регламант“! Только у нас дрессированные кошки и поющие дельфины!»

— Может, ты закроешь это окно? — прозвучал вдруг хриплый со сна женский голос. — Всю ночь пашешь-пашешь, так еще и утром поспать не дают…

Голос был Джекобу незнаком, он приподнял голову и посмотрел на соседнюю подушку.

— Ты кто? — спросил он, садясь и протирая глаза.

— Ну здравствуйте! — воскликнула девица, отбрасывая покрывало и соскакивая на пол. — Может, ты еще и платить не будешь?