Мечи Эглотаура. Книга 1

Мы прошли по широкой дороге к мосту, перекинутому через неглубокий ров с чистейшей водой, в которой плавали золотые рыбки. После моста предстали врата Обсерватории. Вблизи сфера оказалась куда больше, нежели воспринималась с территории парка. Врата были чисто символическими; за ними начиналась довольно пологая лестница, ведущая вверх, ко входу. Он располагался в самом дне Обсерватории. Здесь не сделали никаких механистических удобств, и это правильно — так создавалась более впечатляющая атмосфера, свидетельствующая о древности сооружения. Хотя Лем сказал, что это самый молодой храм…

— Слушай, а сколько лет этому самому… Храму Гилонель?

— Тише! Не Гилонель, а Гилтониэль, великая королева эльфов. При ней Ионафат достигла наибольшего расцвета. Эльфы почитают ее наравне с Эру, поэтому не вздумай ошибиться так при ком-нибудь из них. Они, конечно, утратили свое могущество, но далеко не полностью, а против такого оскорбления могут и объединиться. И это будет сила, какой не противопоставить ничего… А лет… Да уж тысяч, наверное, пятьдесят. Может, больше.

— Там, наверное, уже руины, — с сомнением произнес я.

— Ой, не скажи. Храм строили из орихалька, а он обладает способностью к самовосстановлению. Собственно, Храм — предпоследнее здание, сооруженное из легендарного камня, с окончанием постройки все запасы исчерпались. Но зато сейчас он выглядит не хуже, чем сразу после возведения. Думаю, Обсерватория рухнет от ветхости прежде, чем у Храма отломится хотя бы уголок скульптуры…

— Круто, — сказал я.

— Угу.

— А кто такой Эру?

— В космологии эльфов и некоторых других народов это Создатель. Ну, самое первое живое существо, которое вроде и не жило, вроде живет и сейчас, в общем — непонятно все. Он, кажется, создал Вселенную, не то придумал ее, не то мы все сейчас — всего лишь его сонные грезы. Короче, все так запутано, что без бутылки не разберешься. Да еще и эльфа надо третьим пригласить, а они на пьянку с большой неохотой идут. Точнее сказать — совсем не идут.

— А-а… — Смутно и туманно. Но я все-таки понял, что Эру имеет что-то общее со мной. Ведь я тоже все это выдумал. Страшная догадка пронзила вдруг мозг: а вдруг я и есть Эру? Ведь тогда все несправедливости, произошедшие в мире, являются моей виной — я же их и позволил! Но потом успокоился. Какой же я Эру? Ведь меня зовут Хорс! Логично? Еще как! Значит, все в порядке.

Запудрив таким образом самому себе мозги, я вслед за остальными поднялся в Обсерваторию.

Внутри строение выглядело не менее впечатляюще, чем снаружи. Это был своего рода храм — а ведь так оно и есть! — в котором человек, или эльф, или кто другой погружался в самый настоящий космос. Собственно, мне так и причудилось. Едва ступив с последней ступеньки на серебристый пол, мы оказались в странном месте, где не было ни стен, ни потолка, ни пола; словно перенеслись из Обсерватории в необъятные просторы Вселенной. Звезды, всегда кажущиеся далекими и недостижимыми, превратились в гигантские раскаленные газовые шары и — некоторые наиболее далекие — оказались скоплениями светил. В целом все довольно обычно — темное пространство, усыпанное звездами, если не считать того, что усыпано со всех сторон. Но стоило остановить взгляд на одной светящейся точке и пристально в нее вглядеться, как тут же все вокруг сливалось в полосы, а точка начинала стремительно увеличиваться в размерах — и в конце концов либо доходила до такой степени величины, что закрывала собой полнеба, — впрочем, все равно находясь непостижимо далеко, — либо распадалась на множество звезд, из которых начинала приближаться одна, — стоило только утвердить на ней свой взгляд.

Я потрясенно стоял и смотрел то на одну звезду, то на другую. Эффект был невероятным — словно вся Вселенная лежала у моих ног. Так, наверно, чувствовал себя тот самый Эру, пребывая в начале времен…

На самом верху была надпись, составленная из странных знаков. Она находилась в воздухе — или безвоздушном пространстве, теперь нельзя сказать с полной определенностью — и несколько выделялась на фоне прочего, ровно настолько, чтобы не отвлекать от дела, но иметь возможность быть прочитанной. Создавший сие великолепие явно имел неплохой эстетический вкус, прекрасно сочетающийся с пониманием значимости иных дел, кроме как чтения назойливых строк.

Я нашел глазами Лема, — он был занят изучением системы с забавным расположением звезд; я представил силуэт вохепсы, и он точь-в-точь уложился на основные звездочки. Наверняка созвездие именовалось соответствующим образом — Обломинго, например.

— Лем!

— Аиньки?

— Ты знаешь, что там написано?

— Где?

— Вон, — я кивнул головой, не решаясь в столь возвышенных устремлений месте производить невоспитанный жест указательным пальцем.

— А, вижу, — кивнул поэт. — Так, что тут у нас?.. Письмена Феанора, никак! Давно не видел эти руны, лет пятьсот, не меньше. Сейчас, погоди немного, попробую прочитать и перевести.