Мечи Эглотаура. Книга 1

Поднялся в гневе первый бог и так ответил, грозно сверкая очами и потрясая жезлом: «Да, смертный, мы слышали тебя! Но кто ты такой, чтобы требовать от нас чего-то? От дел великих отвлекал ты нас, и за то вечное тебе проклятие. А теперь покинь сии места, не мешай нам долее.»

А все остальные боги согласно закивали.

Погрустнел Охважный Туй, приуныл. Но ненадолго. Вскинул он гордо голову и смело сказал, глядя прямо в пустые, белые глаза первого бога, и бог пошатнулся от речи, ибо то не сам Туй говорил, а мир гласил его устами: «Довольно же вы тут сидели праздно. Кто вы есть, что так себя считаете? Боги — и всего-то! Созданные либо создавшиеся раз, вы неизменны по сути своей. И считается, что потому знаете вы все ответы. Но теперь я вижу, что многое вам неподвластно, и подвластным быть не может. Презренно относившиеся к смертным, будете вы навечно прокляты неведением!»

Вскричал тут первый бог гневно, потрясая руками: «Сии речи отверженности достойны быть! Изыди, ибо проклят ты отныне и отвержен!»

Но не исчез Охважный Туй из сада небесного, чем поверг богов в изумление. А сказал он так: «Открылось мне, что время ваше ушло. И на смену идет иной бог, больше внимательный и кроткий. Уже происходит это, ибо власть ваша пошатнулась. Но лишь сами вы тому виной».

Сказано также: «Сотрясется мир до основания, ибо после придет Он и возгласит новые истины. От нового бога будут его речи, и каждое слово пропитанным глубокой мудростью, кою не все поймут».

И еще добавил Охважный Туй: «Но и того пора пройдет, и когда сие сбудется, не станет нужды в богах, потому что смертные сами уподобятся вам. И станут даже выше, ибо им-то известно свое несовершенство. И слушайте: в этом они и сейчас превыше вас».

Сказав такое, презрительно посмотрел Туй на изумленных богов, повернулся и покинул сад, покинул чертоги, ушел из Запредельных земель и вернулся в мир. Боги же остались в своем величии и ничтожестве обсуждать его слова.

Так-то…

Лем умолк, заглушил струны, посмотрел на зрителей и почему-то виновато улыбнулся. На мгновение его одутловатое лицо стало даже симпатичным.

Поэту не хлопали. Я, к примеру, и в самом деле ощутил некое странное чувство соприкосновения с древностью, с сокровенной тайной, приоткрывшейся на мгновение. Аплодисменты сейчас были бы просто неуважительны по отношению к ней… Ровуд, похоже, давно испарился, даже не попрощавшись, проявив в очередной раз неуважение к собрату-менестрелю. Впрочем, возможно, еще встретимся…

— Спасибо, спасибо, друзья, — с чувством сказал Лем. — Мне очень важно ваше внимание и понимание. Я надеюсь, что только что рассказанная мною история не станет запретной, как всем нам известная притча о… — Лем попытался произнести что-то, но слова никак не выходили. — Вот видите, — развел он руками, — чтобы не было вот такого…

Поэт широко раскрыл глаза и уставился куда-то за наши спины. На его лице вдруг появилось отчаяние.

— Деодери Лемон! — раздался вопль от двери. — Наконец-то! А я вас по всему миру ищу!

Расталкивая зрителей — впрочем, ему это было очень легко, растолкать — к Лему протискивался Антрох из Артании. Лем поискал взглядом пути к отступлению, но все они находились в пределах досягаемости верзилы.

Антрох навис над тщедушным менестрелем горой, хищно обхватил за плечи и бодро потряс. Я поежился, вспоминая первую встречу с этим пришельцем из варварских стран. Лем же вообще выглядел несчастным. Похоже, наступал момент, когда надо вмешаться.

Однако сделать этого я не успел.

— Что ж вы, уважаемый Лем, — прогремел Антрох, — так быстро и не вовремя нас покинули?

Я поперхнулся негодующими словами, которые уже собирался произнести в защиту поэта. Судя по сдавленным звукам вокруг, то же самое случилось с некоторыми другими зрителями.

— Свадьба друга моего из-за вас почти накрылась, — продолжал Антрох. — Вот он и ждет до сих пор, когда вы вернетесь… Они ждут.

— Они? — переспросил Лем потерянно.

— Да, они, все гости до сих пор не покинули праздную кибитку. Ибо неслыханно — остановить праздник, пока не свершилось событие, его собравшее! Было неслыханным и нарушение, вами совершенное, но по прошествии двух месяцев вас решили простить, если вы вернетесь и позволите наконец закончиться торжеству.

— Двух месяцев, о великий Тбп, — пробормотал поэт. — О, нравы… Нет, увы, я не смогу вернуться, иные дела влекут меня и требуют участия.

Улыбка Антроха не стала уже, но несколько изменилась, и меня почему-то передернуло от жуткого ощущения безнадежности.

— Что поделать, любезный Лемон, — произнес он мирным тоном. — Порою важные дела оказываются не столь неотложными, нежели по первому впечатлению.

Лем отчаянно посмотрел на нас и вдруг рванулся из рук Антроха прямо к двери. И тут же угодил в лапы спутника варвара, в которых затрепыхался подобно карасю, попавшемуся на крючок.

— Ну, довольно, — не выдержал я. — Что за комедия, позвольте спросить? К чему вы, досточтимый, — это с подчеркнутой ехидцей, — Антрох, пытаетесь принудить нашего уважаемого Лема?