Мечи Эглотаура. Книга 1

Температура стремительно опускалась. Вскоре на камнях обозначился лед, стало скользко и противно. Тропа тянулась уже по очень опасным местам, часто приходилось преодолевать участки шириной не больше шага, слева от них отвесно нависала скала, а справа — зияла пропасть; на дне далеко внизу быстро несла свои воды горная речка. Другая речка, не та, в которой мы купались. Потом опять завалы камней, там сам черт ноги сломит — но только не мы… И снова скально-пропастный пейзаж, в том же порядке или наоборот. Это насчет того, с какой стороны что находится…

Пробираться по скользким камням и узким тропкам было очень неудобно и опасно. Я в который раз уже сожалел, что в сумке не нашлось веревки. Хотя, может быть, веревка только повредила бы в данном конкретном случае. Жуля меня не удержит, а я сам — могу в свою очередь не удержаться на льду, если что-то нехорошее произойдет. Остается уповать на удачу.

И вот когда преодолевали очень узкий участок, с особенно скользким настом, удача наконец оставила нас, и оставила капитально. Сразу двое — Жуля и Пахтан — поскользнулись и полетели в пропасть. Жуля могла бы еще остаться на тропе, если бы не хлопнула машинально по стене, пытаясь восстановить равновесие. Хлопок получился сильным — и только придал дополнительное ускорение…

В следующее мгновение я обнаружил, что лежу в исключительно неудобном положении на тропе, изогнувшись подобно знаку вопроса, упираюсь грудью в скользкие камни у самого обрыва, а руками удерживаю невесть как пойманных горе-парашютистов. Глаза у Жули были широко раскрыты, она явно была парализована от ужаса, и это хорошо; если бы начала дергаться, полетели бы вниз все вместе. Пахтан — умница конек — висел спокойно, хотя я схватил его за копыто, и ему наверняка было больно.

Я не шевелился несколько секунд, давая возможность бедолагам прийти в себя, а потом почувствовал, что потихоньку соскальзываю. Я хриплым шепотом позвал Жулю и велел забираться вверх по мне.

Жуля покраснела — удивительно, она даже здесь может смущаться! — и послушно начала перебирать руками, сначала подтянувшись по моей руке, потом цепляясь за одежду, ноги. Сильная девочка… В конце концов она оказалась наверху. Я за это время еще немного съехал, теперь край обрыва упирался мне в середину груди. Еще немного — и конец…

Пахтан умными глазами посмотрел на меня; я ясно прочитал в его взгляде: «Не рискуй так, отпусти меня. Ты нужнее миру, чем я»…

Я собрал все силы и принялся подтягивать Пахтана вверх. Он стал помогать задними ногами, упираясь ими во все попадающиеся выступы; впрочем, таких оказалось немного. Жуля удерживала меня за ноги, стараясь хоть немного помочь, и это оказалось не зря, скорость сползания уменьшилась.

Тем не менее, скоро я со всей очевидностью понял, что Пахтана не спасти. Оставалось только отпустить его — или вместе лететь в пропасть…

Сильным рывком я почти наполовину вытащил Пахтана из пропасти, сам на ту же половину провалился. Пахтан резко забрыкался, хватаясь и толкаясь копытами, подтягиваясь и карабкаясь… Наконец, он выбрался.

Жуля изо всех сил тянула меня назад. Пахтан и кобылица попытались ухватить зубами за одежду, но не успели… Я схватился за какой-то камень, но сведенные судорогой от испытанной нагрузки пальцы соскользнули; другой камень просто вырвался со своего места… Все происходило медленно, я видел, как выворачивается булыжник из выемки, мелкие камешки сыплются вниз. Гора приблизилась и ударила меня в лоб, но боли не было. Тут же мир перевернулся, и я полетел вниз. Где-то в середине полета вслед донеслось истеричное ржание и восклик страха.

Появилась глупая мысль: а ведь я так и не узнал, как зовут кобылицу…

Река жестко приняла меня в ледяные объятия. Если упасть с такой высоты без одежды, то можно запросто разбиться; а так — кучи меха смягчили удар, и я только был сильно оглушен. Река оказалась глубокой, но я достиг дна и даже больно ударился об него; впрочем, эта боль оказалась весьма слабой по сравнению с болью от падения.

Потом холод затмил все остальное.

Я выплыл на поверхность и сразу почувствовал несколько вещей помимо холода. Во-первых, быстро впитавшая воду одежда ничуть не грела и тянула на дно. Я решил не расставаться с ней: уж как-нибудь удержусь на плаву, надо только до берега добраться, а потом может понадобиться. Во-вторых, течение было весьма быстрым, и до этого самого берега добраться оказалось куда как непросто. За обледеневшие прибрежные камни схватиться практически невозможно, течение тут же срывало меня и тащило дальше, причем стремилось вынести на середину потока, чему я упорно сопротивлялся.

Наконец, на очередном повороте, когда члены уже едва двигались и совсем не ощущались, я умудрился удержаться на каком-то широком булыжнике и спустя несколько минут выполз на берег. Холод куда-то пропал, становилось все теплее, страшно хотелось лечь и уснуть… И больше не просыпаться… Я опомнился: это говорит безразличие; то, что я перестал ощущать холод, признак плохой, — значит, замерзаю.