Стянув непослушными пальцами верхнюю одежду, я как мог выжал ее и скрутил в узелок. Закинул за спину и поплелся вверх по течению. Я уже ничего не соображал, только знал, что надо идти; там где-то должны быть те, другие… Кто — другие? не знаю… может быть, они помогут… должны… я сам уже не справлюсь… с чем не справлюсь? со всем…
Сознание работало с перебоями. Временами я отключался, но все равно шел; на короткое время приходя в себя, замечал, что все еще двигаюсь куда-то. Упорно и безнадежно; такого упорства за собой никогда не подозревал…
Какие-то крики вывели меня из забытья. Я с трудом открыл глаза и увидел три фигуры — всадника на белой лошади и еще одну лошадь, черную. Они спешили ко мне, спотыкаясь и больно ушибаясь на предательских камнях. Я почувствовал нечто похожее на облегчение. Слабо улыбнулся пересохшими и замерзшими губами, медленно осел на землю… И отключился.
В себя я пришел от тепла. Рядом, совсем рядом жарко пылал костер; Жуля, похоже, собрала весь хворост в округе. Сырая одежда была разложена на камнях для просушки, сам я оказался завернут в одеяло. Девушка что-то готовила, донесся аромат бульона.
— Хорс! — Жуля обрадовалась, увидев, что я очнулся. — Я… так испугалась.
— Да? Зря, — попытался я пошутить. — Хватило и моего испуга.
Наступили мрачноватые пасмурные сумерки. Я никак не мог определить время поточнее, но чувствовал, что приближается вечер, ему предшествует некая особая атмосфера. Тучи скучились и потемнели, время от времени в воздухе начинали витать мелкие колкие снежинки, которые после падения на землю или мою лысую голову тут же таяли. Температура опустилась уже ниже нуля, да и явно намечалось дальнейшее похолодание. Надо бы найти местечко поуютнее для привала, а то завтра можем оказаться снеговиками… Лошади рядом фыркали, хрустя овсом, который Жуля достала из сумки Пахтана.
Откуда-то издалека постепенно пришла головная боль. Я решил, что это последствия перенесенного удара. Подступала дурнота. Жуля протянула миску с бульоном, и я без аппетита его проглотил, уговаривая себя тем, что завтра вновь понадобятся силы. Тут же пришлось успокаивать желудок, он почему-то запротестовал, хотя с самого утра не получил ни крошки. На лбу выступил пот.
Становилось все холоднее. Руки замерзли, ноги тоже, катастрофически не хватало тепла. Голова раскалывалась, я дрожал, будто в ознобе… Почему будто? Озноб и есть. Во рту пересохло, заломило кости…
Окружающее поплыло едким туманом, в нескольких шагах все расплылось. Фырканье лошадей стало восприниматься каким-то отдаленным грохотом, переходящим в безумный шепот гор. Жуля тревожно спросила что-то, я не понял — что. Голос отразился от скал и вернулся многократным эхом, словно издевающимся над реальностью. После него остался гул. Я облизнул губы в попытке вернуть им хоть немного влажности, но это движение вызвало лавину мурашек по всему телу. Гул не прекращался, становился мощнее и сочнее; от него некуда было спрятаться. Следующий вопрос, заданный мне, канул в него; и никакого смысла не воспринял, сам теряя чувство реальности…
Все вокруг начало темнеть, окружающее приобрело некую отдаленность, я ощутил, что куда-то проваливаюсь; словно переходя в мир с четырьмя пространственными измерениями, где вещи находятся на одинаково далеком и близком одновременно расстоянии, я потерял способность определять, где что находится. Тьма сменилась светом, сиянием, медленно набирающим яркость и силу. Гул возрос, кто-то тряс меня за плечи; я попытался улыбнуться… Сияние переросло в безумие, я очутился в море света — и словно ослеп, все вокруг внезапно погасло, погрузилось в темноту, во тьму без единого проблеска…
И вместе с миром во тьму провалился я.
Костер горел слабо, на самой границе между бесполезным тлением и отдачей тепла. Жюли собрала весь хворост в округе, который смогла найти и выкопать из-под снега, но его оказалось слишком мало, чтобы согреть двух человек.
Жюли положила ладонь на лоб спутнику и снова расстроилась. От Хорса жара шло едва ли не больше, чем от костра, он весь горел, и все равно дрожал в ознобе. Несколько раз уже Хорс впадал в бред и говорил какие-то непонятные слова. Жюли смогла уловить только что-то вроде «телефон», «бодун», «аллах», а другие не разобрала, слишком невнятно были они произнесены.
С момента, когда Хорс впал в забытье, прошло уже несколько часов, и стояла глубокая ночь. Жюли почти всю одежду использовала, чтобы укрыть Хорса, а сама осталась почти налегке; впрочем, холодно ей не было, несмотря на мороз, стукнувший сразу после падения темноты. Лениво шел мелкий снег, уже не тая на камнях, а собираясь в щели и промежутки между валунами; в речке появились мелкие осколки льда, плывущие по реке откуда-то с верховьев. Потом снегопад вдруг резко усилился, крохотные кристаллики сменились крупными бесформенными хлопьями, быстро тающими на коже и оставляющими мокрые потеки, странно блестящие в слабом свете костра.