Мечи и ледовая магия

– А теперь – вперед, вы, шуты, полуодетые карманники! – крикнул Мышелов. – Мастер Миккиду! Смени меня у гонга. Сэр Пшаури, заставь их грести ровнее! – И, передав било изумленному младшему капралу, он наклонился к загадочно скривившемуся лицу Урфа и шепнул:

– Пошли Тренчи и Гиба вниз, пусть принесут всем одежонку потеплее.

И наконец он позволил себе вздохнуть, в целом довольный делами, хотя и отчасти неудовлетворенный, потому что Пшаури не дал ему возможности поизмываться над собой. Ну нельзя же получить все сразу. Странно, конечно, видеть, что ланкмарский вор-домушник и оппозиционер Гильдии Воров обернется тем самым обещанным солдатом-моряком. Но это вполне естественно – ведь что взбираться по стенам домов, что лазать по мачтам, разница невелика.

Немного согревшись, Мышелов уже более доброжелательно думал о Фафхрде. Да и в самом деле, северянин пока что не опоздал на свидание; на самом-то деле это «Бродяга» прибыл на место слишком рано. Но теперь уже пришло назначенное время. Лицо Мышелова помрачнело, когда в его голове вдруг возникла остужающая своим реализмом мысль (одна из тех, что никому не нравятся): было бы настоящим чудом, если бы они с Фафхрдом умудрились отыскать друг друга в этой водной бесконечности, не говоря уж о ледяном тумане. Ну, впрочем, Фафхрд весьма изобретателен…

На корабле воцарилась тишина, если не считать плеска весел, ударов гонга и той легкой суеты, которая произошла вследствие того, что Пшаури отправил двоих за одеждой. Мышелов наконец обратил внимание на ту часть своего сознания, которая все это время пыталась разобрать странные звуки, доносящиеся из тумана. И почти сразу он вопросительно посмотрел на Старого Урфа. Опытный мингол медленно поднял и опустил руки. Мышелов кивнул, напрягая слух. Затем шум крыльев приблизился и стал слышен совершенно отчетливо. Что-то рассекло ледяную пелену над их головами, и белая тень с шумом упала вниз. Мышелов выбросил правую руку, чтобы отразить удар, – и почувствовал, как в его запястье и предплечье что-то вцепилось – тяжелое и живое. После мгновения страха, почти лишившего его дыхания, левая рука Мышелова схватилась за кинжал, но тут же оставила это намерение и вместо того потянулась к правой – и коснулась жестких лап с длинными когтями, обхвативших его руку, и нашла маленький кусок пергамента, обернутый вокруг чешуйчатой лапы и привязанный ниткой, которую Мышелов перерезал острым ногтем большого пальца. После этого большой белый сокол отпустил его руку и взлетел на короткий круглый брус, с которого свисал корабельный гонг.

А потом, при свете сальной свечи, которую принес и зажег один из минголов, Мышелов прочитал короткую записку, написанную крупными буквами;

«Привет, Малыш! Вряд ли в этих диких краях есть другие суда. Зажги красный огонь – и я пойду на него. Ф.»

Ниже было наспех приписано:

«Давай-ка при встрече изобразим внезапное нападение, помуштруем наши команды. Согласен?»

Белое пламя, горевшее ровно и ярко в неподвижном воздухе, высветило довольную ухмылку Мышелова, а также внезапно появившееся на его лице выражение недоверия и обиды, когда он прочитал постскриптум. Северяне все помешаны на битвах, и Фафхрд точно такой же.

– Гиб, давай сюда перо и чернила, – приказал он. – Сэр Пшаури, подними на грот-мачту красный фонарь и зажги его там. Да поосторожнее! Если подожжешь «Бродягу», я приколочу тебя к горящей палубе!

Несколько мгновений спустя, когда срочнослужащий Мышелова, маленький и ловкий, как кошка, грабитель (обремененный к тому же отпорным крюком), все же вскарабкался по снастям наверх, его капитан перевернул пергамент, расправил его, прижал к мачте и начал аккуратно писать на его обратной стороне при свете свечи, которую Гиб держал вместе с чернильницей:

«Приветствую безумца! Я зажгу два огня, один за другим через склянку. Я не согласен. Моя команда уже обучена. М.»

Он потряс листком, чтобы просушить чернила, потом аккуратно обернул его вокруг когтистой лапы сокола и туго обвязал нитью. Как только его пальцы разжались, птица взмахнула крыльями и, резко вскрикнув, унеслась в туман, не дожидаясь приказа. По крайней мере, этот воздушный посланец Фафхрда был обучен как следует.

Красный огонь, на удивление яркий, прорвался сквозь туман с грот-мачты и таинственно повис в десяти локтях над палубой. Потом Мышелов увидел, как, ради собственной безопасности и безопасности корабля, маленький старший капрал прикрепил фонарь к концу отпорного крюка и поднял его выше, заодно увеличив таким образом и расстояние, с которого можно было бы увидеть свет, – по меньшей мере на длину ланкмарской лиги, как быстро подсчитал Мышелов. Отличная мысль, вынужден был признать он, почти блестящая. Он приказал Миккиду изменить курс «Бродяги», чтобы попрактиковаться, и гребцы левого борта подняли весла. Мышелов пошел на нос, чтобы лично убедиться в том, что стоящий там плотно укутанный мингол неотрывно всматривается в туман перед кораблем; затем он вернулся на корму, где рядом с рулевым стоял Урф, оба они были отлично защищены от холода.