Мечи и ледовая магия

Еще одно огромное весло пронеслось в воздухе, промахнувшись по мачте, но нанеся оглушительный удар Пшаури и сбив его с ног. И последнее не достало «Бродягу», потому что расстояние между ними все увеличивалось. С огромного и высокого, белого сверкающего корабля, уже таявшего в тумане, донесся могучий крик:

– Эй, трус! Уходишь от схватки! Эй, хитрый трус! Я достану тебя, козявка, куда бы ты ни спрятался!

Эти ужасные, безумные слова сопровождались таким же безумным смехом. Такого рода смех Мышелов уже слышал прежде – так хохотал Фафхрд в острые моменты схваток, но теперь смех звучал еще более безумно, чем когда-либо, совершенно по-дьявольски, – и при этом был таким громким, как будто дюжина Фафхрдов хохотала одновременно. Неужели он научил своих берсерков вторить ему?

Похожая на птичью лапу рука крепко вцепилась в локоть Мышелова. Урф показал на огромное сломанное весло, лежавшее на палубе:

– Это просто лед. – В голосе старого мингола слышался призвук благоговейного страха. – Лед, выкованный в холодной кузнице Кхахкта.

Он отпустил локоть Мышелова и, быстро нагнувшись, взял обломок покрытыми черными пятнами руками так, как можно было бы взять смертельно раненную ядовитую змею, и резко швырнул его за борт.

Позади Урфа Миккиду, обхватив за плечи Пшаури, приподнял его окровавленную голову над палубой. Но сейчас он смотрел на капитана, держа на весу своего бесчувственного, неподвижного друга. И в его глазах светился вопрос.

Лицо Мышелова окаменело.

– Гребите, бездельники! – сдержанно приказал он. – Энергичнее! Миккиду, пусть кто-нибудь другой позаботится о Пшаури, а ты бей в гонг, поднимай гребцов. Как можно быстрее! Урф, вооружай свою команду. Пошли вниз за стрелами и вашими роговыми луками – и пусть захватят для моих солдат пращи и все прочее. Берите свинцовые шары, не каменные. Гэвс, наблюдателем на корму, Тренчи – на нос. Да поживее, вы!

Серый Мышелов казался мрачным, поскольку ему в голову пришла мысль, которая ему очень не нравилась. Тысячу лет назад в «Серебряном Угре» Фафхрд заявил, что наймет двенадцать берсерков, впадающих в безумство в битве. Но догадывался ли его дорогой друг, ныне обуянный демоном, насколько безумными окажутся эти двенадцать сумасшедших и что их безумие будет заразительным и поразит его самого?

***

Над ледяным туманом мерцали звезды, словно холодные свечи, приглушаемые лишь спорящим с ними светом луны, висевшей низко на юго-западе, где далеко-далеко собирался шторм, вздымавший в воздух густую пелену ледяных кристаллов.

Почти над самыми жемчужно-белыми волнами, расстилавшимися ко всем горизонтам, кроме юго-восточного, летел на восток выпущенный Мышеловом сокол-почтальон. Насколько мог видеть глаз, ни единого другого существа не было в пустынной бесконечности, и все же птица внезапно вильнула в сторону, как бы подвергшись нападению, потом отчаянно заколотила крыльями и зависла в воздухе, став беспомощной, словно ее кто-то схватил. Но в прозрачном пространстве рядом с птицей никто не появился…

Лоскуток пергамента, обернутый вокруг лапы сокола, развернулся как по волшебству, на мгновение застыл в воздухе, а потом снова обернулся вокруг чешуйчатой лапы. Белый сокол отчаянно помчался на восток, мечась из стороны в сторону, как будто стремясь избежать преследования, и летя так близко к белой клубящейся массе, словно был готов в любой момент нырнуть в нее.

Из пустоты в том месте, где был пойман и отпущен сокол, зазвучал голос, произносящий длинный монолог:

– Будет более чем достаточно для членов сообщества Умфорафора со Звездной Пристани и Кхахкта – владыки Черного Льда, если моя уловка сработает, – а она сработает! Милые сестры во дьяволе, возрыдайте! – ваши возлюбленные, осквернившие вас, уже мертвы, хотя еще дышат и движутся. Хорошо выношенная и созревшая месть куда слаще, чем мгновенная. А слаще всего – когда те, кого вы ненавидите, любят, но вынуждены убивать друг друга. И если мои записки не принесут мне этого сверхблаженства, то мое имя не Фарумфар! А теперь вперед, мой плоский воздушный конь, лети быстрее ветра, мой невидимый чудесный ковер!

***

Странный низкий туман сгустился, мороз обжигал, но одежда Фафхрда, сшитая из вывернутых шкур северных оленей, отлично хранила тепло. Опершись рукой, одетой в перчатку, на невысокий ростр – шипящий снежный змей, Фафхрд удовлетворенно наблюдал с носа «Морского Ястреба» за своими гребцами, продолжавшими грести с таким же усердием, как и в первый момент, когда была отдана команда, после того как он заметил красный огонь, зажженный Мышеловом на грот-мачте. Его гребцы были крепкими парнями, умевшими и работать, и драться, когда это было необходимо. Девять из них были одного с ним роста, а трое еще выше – его капралы Скаллик и Маннимарк и сержант Скор, – но двух последних сейчас не было видно из-за тумана, лишь слышалось, как Скор отбивал время на корме. Каждый из младших офицеров тут же отдал команду своим людям.