Мечи против Колдовства (Сага о Фафхрде и Сером Мышелове)

У меня самого был опыт: я написал несколько рассказов, один или два, специально для Дерлета — например, «Человек, который подружился с электричеством» — и Дерлет отверг их, так что мне пришлось напечатать их в другом месте. И еще, мне казалось, что Дерлету понравится рассказ про Эдгара Аллана По («Ричмонд, сентябрь 1849>0. Я попробовал показать его ему, поскольку думал, что рассказ может подойти для одного из сборников издательства «АркХэм Хауз». Но Дерлету он не понравился. Он сказал, что у рассказа очень скучное название, самое худшее, какое он когда-либо видел. Это был единственный мой рассказ, на который Дерлет ополчился. Я думаю, он сам прекрасно понимал, что некоторые мои рассказы были настолько не по его части, что он никогда не предлагал мне переписать их, чтобы потом поместить в книги «Аркхэм Хауз».

— Дерлет сам исправлял или заставил Вас исправлять «Черного гондольера»?

— Я не заметил, чтобы он вносил правку. Потом Дерлет сказал, что считает этот рассказ лучшим во всей книге. Нет, этим рассказом он был полностью доволен. Естественно, я пытался написать рассказ, который по стилю и сюжету очень напоминал бы Лавкрафта.

—_Как, по Вашему мнению, изменился бы стиль Лавкрафта, если бы писатель остался в Нью-Йорке?_

— Трудно представить себе, чтобы он остался в Нью-Йорке, если бы только к нему не пришел настоящий успех. Но мне кажется, что для этого ему пришлось бы сделать больше уступок, чтобы его рассказы стали более коммерческими.

Думаю, что Лавкрафт испытывал тягу, и, вероятно, очень сильную, к научной фантастике и к журналам, в которых фантастика печаталась. Его рассказ «Зов Ктулху» был написан, как мне кажется, с мыслью создать что-то, что можно будет продать в эти журналы; позже он сделал то ясе самое в рассказе «В Горах Безумия» и в некоторых последующих.

Но, конечно же, в конце концов он продавал свои сочинения в «Astounding». И в «Amazing stories» тоже. Мне кажется, что у него там были неприятности по поводу «Цвета из космоса». Ему с трудом удалось получить хоть какой-то гонорар от «Amazing stories», и в результате ему заплатили примерно половину того, что он получил бы например от «Weird Tales». А Хьюго Гернсбэк кромсал его рассказы еще хуже, чем это делали в «Weird Tales», так что Лавкрафт называл его «Крыса Хьюго». Вполне понятно, что он испытывал такие чувства.

— Что касается Ваших собственных сочинений, то они, кажется, становятся непривычно автобиографичными, особенно, такие рассказы, как «Создатель пуговиц» и «Амбразура Луны». Ваши герои, кажется, все более и более походят на Вас.

— О, в гораздо большей степени: особенно эти два рассказа попадают в точку. Например, моя сценическая карьера начала по-настоящему часто проникать в мои рассказы в 1960-е гг. В частности, герои моего рассказа «Четыре духа в „Гамлете"» были списаны с людей, работавших некогда в театре моего отца. Как я уже сказал, только тогда я начал более осознанно вводить какие-то детали моего собственного опыта в мои рассказы. Мне кажется, я довольно быстро заметил, что в рассказах появляются, скажем, сексуальные элементы, которые вкрадываются незаметно, так что я их не вижу, когда пишу. Это, например, первый опубликованный рассказ о Фафхрде и Мышелове, тот, который назывался «Два искателя приключений» и который я потом переименовал в «Драгоценности в лесу». Через три или четыре года после того, как рассказ был опубликован, я осознал заключенный в нем сексуальный образ: башня — это воплощение возбужденного пениса. Башня, которая дрожала и тряслась, которая пыталась избить людей до смерти, которая была такой.» я хочу сказать, когда я впервые заметил это — круглую башню с двумя небольшими полушариями у основания — я осознал: «Боже, что я делаю!» И чувства героев в то время, когда происходили все эти события: это был очень двусмысленный рассказ о сексе, показывающий очень двусмысленную реакцию на ранний сексуальный опыт — представление о том, что это что-то мучительное, а не радостное, и т. д.

Как я сказал, я заметил у себя тенденций брать героев из моего прошлого опыта. В случае с «Великим временем», очевидно, что артисты и солдаты в этом произведении составляют не что иное, как небольшую театральную компанию. А к тому времени, как я написал «Призрак бродит по Техасу», герой стал актером на мелкие роли. Я писал с точки зрения мелкого актера-продюсера, актера-режиссера и т. д.

Все это, без сомнения, проявилось в гораздо большей степени. Ключ ко всем событиям, происходящим в «Создателе пуговиц», очевидно заключается в том, что рассказ написан человеком, который живет один и сочиняет разные небылицы.