Мечи свою молнию даже в смерть

– Ой, Людка-а! – протянула она, обрадовавшись. – Ты где это была? А тут та-акое с утра было… Ой, ужас!

– А что было то?

– Собака! – страшным голосом выпалила Надька. – Жутка-йааа! Она как с утра прибежала, так охранников и не выпускала, со смены. Агромна-йаа! Белая. Кавказская овчарка. Потом завхоз пришел наш, этот дурачок лысый. Так она его за ногу тяпнула! Представляешь?! Ужас, я те говорю! Он побежал, ментов вызвал, а как они приехали, так собаки и след простыл… А у мумии кто-то скребется.

– Брось ты, – недовольно сказала Люда, забирая из шкафчика за спиной Надьки ключи от комнаты с саркофагом. – Кто там может скрестись? Мышей мы в прошлом году вывели…

– А не знаю. Вот будешь там мыть – и посмотри!

Люда отмахнулась. Она пошла вверх по мраморным ступеням. Коридоры были пусты и глухи – выходной! Из них ползла какая-то тухлая морось, похожая на туман, и пахло пылью. На этаже с Мумиешкой Людочка привычно извлекла из особого шкафчика в стене красочный импортный пылесос, пластиковое ведро, швабру и цветастые тряпочки. Отперла дверь. Затем она проволокла в угол пылесос, воткнула вилку в белую розетку, примерилась хоботом его под саркофаг и – замерла.

Она смотрела на саркофаг. Да, саркофаг. Стекло. Мумия. Но… но МУМИИ НЕ БЫЛО!!!

Люда в ужасе выронила аппарат из рук. Он жалобно клацнул о ковровое покрытие, как раз в том месте, где когда-то сидела с пивом забывшаяся в трансе Ирка.

Видя себя словно бы сверху, – как пятнают ковер ее босые ступни – Людочка приблизилась к саркофагу.

Да, он зеленел толстым стеклом, он показывал мусор и черепки по углам, но этого коричневого, иссохшего тела, лежавшего там в позе зародыша, НЕ БЫЛО.

Женщина открыла рот, отступила и, подавив вопль ужаса, метнулась обратно к дверям.

В этот раз, пробегая босиком по мраморным ступеням, она первый раз поскользнулась на сухом месте. Разъехались ноги, и она тяжело шлепнулась на копчик. Внизу Надька, увидев ее, от испуга проглотила нерасщелканную семечку.

– Господи! Что с тобой?! На тебе же лица нет!

Люда только швырнула ей на стойку ключи от злосчастного кабинета и стремглав выбежала на жарко нагретый солнцем вход.

Что произошло? Куда она? Кошмар охватывал женщину мохнатыми лапами и не давал мыслям пробиться к истокам здравого смысла, чтобы проанализировать происшедшее. Этого не может быть! Просто не может!

В общагу она приплелась, как пьяная. Даже не помыв ноги, как обычно, прошла в серединку комнаты и села на табуретку. Она сорвала с себя шорты и топик, оставшись в одном белье. Пригорюнилась. За окном собирался дождь: небо полонилось синими брюшками мелких туч, ветер налетал и драл за ветви старые осины.

Возникла мысль, простая, как мычание, и древняя, как мир, – напиться. До зеленых чертиков. Так иногда советовала Ирка, напоминая, что все это вполне по-русски. Она пошарила вокруг и поняла, что сумочку забыла там, в кабинете. Вместе с пропуском. Значит, надо распаковать тысячу. Женщина вздохнула, подошла к небольшому шкафчику, встроенному стену, открыла створку…

Тысячи она не нашла. Только разлистанный, разлохмаченный томик Тютчева, в который были когда-то вложены деньги, – на полу. Что-то нехорошее укололо сердце Люды.

Потом она не нашла своих золотых сережек – подарок матери – которые с недавних пор не носила, берегла; потом не досчиталась флакона дорогого парфюма, подаренного Иркой; потом – старого аудиоплейера, недавно отремонтированного Сашей.

И еще десятков двух мало-мальски ценных вещей.

И когда она, еще не осознавая, что ее попросту обокрали, подошла к окну, то обнаружила на подоконнике бумажный листок. На нем черным фломастером было написано, коряво, небрежно:

«Дорогая моя!

Быть хорошей любовницей тебе еще учиться и учиться. Ты была холодна, как рыба. Мне такие связи не нужны. Я искал фемину, а нашел (зачеркнуто). Мне кажется, романа не будет. Надо расстаться. Могу тебе дать почитать трактат „О ветке персика“ древнеиндийского (зачеркнуто). Уж извини, но ты меня ввела в некоторые расходы, поэтому я посчитал для себя возможным отделить от твоего благосостояния энную сумму. Можешь сделать подлость, как все женщины, и заявить на меня в милицию. Я не удивлюсь!

Искренне твой Дмитрий».