Они метались внизу, окруженные стеной пламени. Откуда в проржавевших баках оказалось это количество топлива, горевшего клокочуще и нестерпимо жарко? Медного кто-то подсаживал, тянул. На палубе, по которой невозможно было ступить, мгновенно раскалился металл.
Ребята прыгали в воду. А над ними, по сходням, в языках огня, не трогающего и не жгущего, медленно спускалась фигура в черном, теперь уже хорошо видная, в балахоне, в каком-то островерхом колпаке… И за ней – еще одна.
Медный чуть не захлебнулся. Но, превозмогая боль, поплыл к берегу. Он с ужасом видел, как этот дырявый сухогруз, волоча по песку якорную цепь из расколотого каким-то чудовищным ударом бетонного куска, отделялся от берега, пылая. И хотя тут не могло быть течения, но что-то подводное несло его дальше вопреки всем законам логики и физики, прямо в скопище таких же, потерявших способность держаться на воде гнилых судов.
Хлебая горькую, пахнущую мазутом воду, Медный выкарабкался на берег. Он видел, как по дорожке уходил ЭТОТ, а с ним – она… Осипшим, обожженным горлом Медный окликнул ее.
На судне бухнуло, полыхнуло, накрыв его облаком удушливого дыма. Медный повалился на прибрежный песок, задыхаясь. И тут он ощутил, как ему надвинули бандану на глаза, как стянули череп чьи-то маленькие, но стальные, крепкие руки. Чье-то обнаженное тело опустилось на него и стиснуло жесткими голыми пятками его бедра. Его губ коснулись другие губы, очень горячие, мягкие, как плавящаяся резина, залепили их, и язычок вошел в его рот в долгом и страстном поцелуе. Он не видел ничего, а точнее – видел только странный рисунок: чернильный венец, наполовину срезанный, знак Не-Рождения, на квадрате очень нежной, бархатистой кожи… А когда этот ад кончился, он услышал:
– Я тебя потом убью, Медный… ты мне нравишься! Я убью тебя потом, Медный Будда! Ты ведь нам сам говорил: встретишь Будду – убей его!
Она расхохоталась, прижалась к нему, выгнулась, проткнув его иглами напряженных сосков, и исчезла – растворилась в ночи и дыму, пламени и грохоте.
Медный очнулся на берегу, уже отнесенный товарищами от пылающего корабля. Он лежал на жестком покрове слежавшегося угля, за бетонным забором углеразгрузки. Там, на море, что-то лениво горело. Пожар, похоже, угасал. Не было слышно ни сирен пожарных машин, ни суеты – только какие-то приглушенные расстоянием матерные крики.
Стоя на коленях, Лис бинтовала Медному кисть руки. Иван светил фонариком и открывал ампулу обезболивающего. Данила сидел на песке, вертел круглой головой, отфыркиваясь. Белая Смерть рассматривала глубокую, кровоточащую царапину, тянущуюся от испачканной пятки до самой икры.
– Лежи, лежи… – хрипло проговорила Лис, смотря на него подбадривающе своими большими глазами. – Они уже ушли. Сейчас еще вколем одну дозу.
Медный покорно закрыл глаза, чувствуя, как Иван стягивает жгутом его руку. И отдаленно, как сквозь сон, услышал ворчание Данилы:
– Вот! Опять пропустили Проникновение! А я вам говорил, защиту надо по кругу строить, а не только по углам…
Тексты
Полковник, Абраксас и другие
Медный сидел напротив Заратустрова; по правую руку от него – Камилла и Шкипер. Тот не снял своей разноцветной шапочки, хотя был сейчас в темном костюме и безупречно отглаженной сорочке. Да и все тут, за овальным столом, были в форме, черных рубашках с малиновыми погонами и с защитного цвета галстуками. Или же в строгих пиджаках с острыми плечами. Сухо, официально. Заратустров не курил, хотя приготовленная, уже обрезанная сигара лежала на краю массивной бронзовой пепельницы. Он слушал доклад капитана Анисимова. Тот читал его бесстрастно, как робот-автоответчик.