Не знаю, что сделала горничная, о которой идет речь, но барыня превзошла себя. Она поставила ее на колени на дрань, или на десницы,
Горничная жены пензенского жандармского полковника несла чайник, полный кипятком; дитя ее барыни, бежавши, наткнулось на горничную, и та пролила кипяток; ребенок был обварен. Барыня, чтоб отомстить той же монетой, велела привести ребенка горничной и обварила ему руку из самовара…
А тут чувствительные сердца и начнут удивляться, как мужики убивают помещиков с целыми семьями, как в Старой Руссе солдаты военных поселений избили всех русских немцев и немецких русских…»
В другой вечер Александр Иванович читал ту часть рукописи, где шла речь о впечатлении, произведенном на него Николаем I, когда тот, отпраздновав казнь декабристов, торжественно въезжал в Москву:
— «Я тут видел его в первый раз. Он ехал верхом возле кареты… Он был красив, но красота его обдавала холодом: нет лица, которое бы так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад, нижняя челюсть, развитая на счет черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное — глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза…»
Отрывок из «Былого и дум», где Герцен рассказывал о своих мучительных колебаниях в связи с требованием Николая I возвратиться на родину, где бы его тотчас же арестовали и навсегда сослали в Сибирь, особенно взволновал Илью Ильича Мечникова. «Кто знает, что готовит жизнь впереди! — думал он. — Быть может, и мне, так же как и Герцену, так же как старшему брату Льву, суждено провести вдали от родины десятки лет».
«На борьбу идем! На глухое мученичество, на бесплодное молчание, на повиновение — ни под каким видом!» — так ответил Герцен царю. Это решение он принял с невыносимой тоской в сердце. Быть вечным изгнанником — что может быть тяжелее!
Кто-то предлагал Александру Ивановичу уехать из Европы, залитой после революции 1848 года кровью ее лучших сыновей, в Америку. Герцен отверг это предложение. Он писал:
«Америка, как сказал Гарибальди, «страна забвения родины». Пусть же в нее едут те, которые не имеют веры в свое отечество: они должны ехать с своих кладбищ; совсем напротив, по мере того как я утрачивал все надежды на романо-германскую Европу, вера в Россию снова возрождалась, но думать о возвращении при Николае было бы безумием».
Ум, благородство всей замечательной личности Герцена произвели огромное впечатление на молодого ученого. Илья Ильич часто говорил, что встречи с Герценом оставили глубокое впечатление на всю его жизнь.
Илья Ильич совершил небольшое путешествие по Швейцарии. Мягкий климат, красота природы необыкновенно благотворно подействовали на больные нервы Мечникова. Он прекрасно отдохнул и рвался к оставленной работе.
Неблаговидный поступок профессора Лейкарта
На обратном пути в Гиссен Илья Ильич на несколько дней остановился в Гейдельберге. Там было много русской учащейся молодежи, группировавшейся вокруг Бунзена, Гельмгольца и других известных ученых.
Приехав в Гейдельберг, Илья Ильич прежде всего отправился в библиотеку. Он жадно просматривал все научные журналы, вышедшие за время его поездки в Швейцарию. Перелистывая страницы «Геттингенского вестника», он наткнулся на статью Лейкарта о нематодах.
Уважаемый профессор подробно излагал все, что сообщил ему Мечников, а также и то, что, видимо, успел сделать за это время сам. Илья Ильич читал — и не хотел верить своим глазам. Статья была подписана одним Лейкартом, с подробным указанием всех его научных и государственных чинов. Только в самом низу страницы, набранное петитом, сиротливо стояло примечание: «В работе по данному исследованию профессору помогал кандидат Мечников».
Илья Ильич был возмущен до глубины души. Не полагает ли господин профессор, что разрешение работать молодому ученому в его лаборатории может быть основанием для грабежа среди бела дня! Не думает ли он, что признательный молодой человек примет его предательский поступок как одолжение!
Мечников еще не был знаком с нравами некоторых ученых; он не знал, что для Лейкарта этот случай далеко не первый.
Илья Ильич поспешил в Гиссен. Он пытался встретиться с Лейкартом, объясниться с ним, но тот уклонялся от всяких встреч и разговоров на щекотливую тему.
Мечников впал в отчаяние.