Читаем Мечта полностью

кристаллизуется, и можно поймать себя на мысли, что начинаешь видеть, что вдыхаешь.

Вдыхаешь запах озона и немножко жжёной резины, в общем, запах приятный.

А люди все такие обычные, как будто так и должно быть. Привыкли что ли. Ходят с

колясками, одеты кое-как, переходят дороги в неположенном месте. Вот и все известные

продуктовые дискаунтеры вдоль дорог, от них отдаёт тухляком и безнадёгой даже сквозь

озон и резину. Какое-то несоответствие. Как будто в Беларусь заехал – вроде и язык тот

же, и люди такие же – а какой-то подвох во всём, всё ненастоящее. Только если там все

заборчики и бордюрчики покрашены, луга зелёные, поля засажены, в коровниках есть

стёкла и коровы, то тут – эти призмы. А спрашивать не хочу местных: во-первых, меня не

поймут, призмы – это же так естественно, откуда это он тут такой приехал, а во-вторых,

внутренний голос призывает ничему не удивляться, ну, да, призмы – это же и правда

естественно. Внутренний монолог наподобие того, когда первый раз в сауне в Австрии,

или когда в провинциальном отделении полиции. Тут так должно быть и ничего

удивительного!

Московский Университет Философии и Права (точнее два его факультета)

располагаются на окраине. Здание явно строили с размахом – двадцати четырёх этажная

высотка с двумя пристройками разной этажности. Странно даже не то, что построен

только монолитный корпус, перекрытия и лестницы, а само здание стоит без окон и без

отделки, а то, что в здании действительно расположены факультеты – и расположены они

на верхних четырёх этажах, то есть с двадцать первого по двадцать четвертый. Знаю

примеры, когда нижние этажи уже обживают, пока верхние достраиваются, а тут

наоборот. Но оно хотя бы без призмы. Перед зданием запустение, парковаться приходится

в грязной жиже, и потом же по ней хлюпать до входа. Однако это не помеха для

некоторых студенток преодолевать её на высоченных лакированных шпильках.

Нормальный вход также остался в виде проекта – вместо подъёма по парадной лестнице

приходится подтягиваться – уровень цокольного этажа в районе пояса – а потом

отряхиваться от цементной пыли. Как я и предполагал, лифтовые шахты зияют пустотой,

функционирует центральная лестница в виде широкой спирали внутри атриума во всю


28

высоту здания, а с учётом высоких потолков – это почти бесконечная высота – от пыли

верха лестницы было не разглядеть. Как потом выясняется, «работает» ещё и пожарная

лестница с торца здания.

Пешком, так пешком. Как я понимаю, это тут никого не смущает, даже на шпильках.

То же ощущение, как будто в Беларуси. Если бы тут был институт физкультуры – одно

дело, а философы с крепкой сердечно-сосудистой системой – это нечто. Минут через семь

я стою на двадцать первом этаже (скрывая небольшую одышку) у большого плаката, где

краской написано: «Добро пожаловать в Эмбрионологию!» И в конце большой красный

смайлик, немного зловещий.

Тимура Плещеева я разыскиваю достаточно быстро. Вернее, не его, а группу, где он

должен сейчас находиться. Дожидаюсь окончания пары и насколько это возможно

задавать вопросы, не отвечая на встречные, выясняю, что его не видели в среднем около

недели. Как это бывает – все путаются в показаниях. Одна согрупница – весьма

габаритная девица, которая у них за старосту, даёт его адрес. Это частный дом в деревне

Измайлово, где-то недалеко. Я загружаю карту – смогу там быть через полчаса с учетом

объезда пробки на МКАДе, из этих получаса десять минут займёт спуск по лестнице. Все

студенты выглядят такими естественными в этих интерьерах двадцатых этажей, что как и

в отношении призм у меня не получается спросить, что же с нижними двадцатью, и

каково это – подниматься ежедневно по винтовой пыльной лестнице на верхотуру на

шпильках.


ПЕРВОЕ СРАЖЕНИЕ


Мы снова в тот самый день в послеобеденном Кусковском парке. Зловещесть если и

не отступила, то не представлялась более сколь-либо важной. Рома объяснил диспозицию:

– Сейчас мы протягиваем по дну этой траншеи заградительную нить. Вон из того

мотка, – показывает на небольшую катушку. – Длины должно хватить до проспекта

Юности – тут около километра. Колпачников каким-то образом рассчитал траектории

движения звероголовых, следующий их марш-бросок ожидается на север и эта

посеребренная нить будет на траектории их движения. Они должны как-то

самораствориться в её энергии.

Энергия энергией, а этот Собачий пруд без собак представлялся мне каким-то

издевательством и двусмысленностью – это же просто лужа, а раз лужа прикидывается

прудом, то и мы можем быть более уязвимы, чем то предусматривается высшей

диспозицией. Вот и эта серебряная нить – защитит ли она от монстров, если я просто

встану по другую сторону? Запивая водку с этикеткой «Проект 307» (в пайке оказалась и

такая) соком из пакета, я оглядывал соседние деревья на тему возможности быстро залезть

на какое-либо из них. Мысль, что если залезу я, то залезут и мои преследователи, меня

тогда не посетила, а через пять минут мне вообще уже стало всё равно. В это

послеобеденное время я обычно вёл по скайпу вебинары по курсу «Как влияет

транссёрфинг на трансвеститов, и кому выгодны трансгенные мутации».

Перейти на страницу:

Похожие книги