Мечта

– Здесь где-то скрываются люди, не отдавшие кредиты. Намечтавшие и ничего не

сделавшие для того, чтобы свои мечты воплотить.

– Где здесь? В этих трёх комнатах?

– Не уверена. Думаю, чуть дальше.

В конце первой комнаты имелся узкий проход, от которого налево отходили две

небольшие по площади комнатки – в одной на стене висел какой-то плакат с правилами

поведения в бомбоубежище – не разводить костры и прочее, в другой на полу лежали

целые и раздавленные люминесцентные лампы. Штукатурка на стенах в обеих комнатах

потрескалась и облупилась.

В конце маленького коридора находилась ещё одна герметичная дверь, но открыть

её мы не смогли – всё давно заржавело. Алиса бегала со своим изотопометром по всем

комнатам. 1,7 прибор показал у запертой наглухо герметичной двери, но рекорд – 1,8 –

обнаружился ровно по центру первой комнаты, в районе сваленных в кучу и

перевёрнутых столов. Именно от этих столов и фонило. Под ними, прямо на бетонном

полу, лежал массивный металлический лист.

В бомбаре помимо мусора находились метки некоторых игровых проектов – тех, где

по ночам коды надо искать. Я даже нашёл несколько кодов. Тем временем Алиса

озабочено говорила:

– Ну, да, с планом совпадает, три комнаты и коридор. Вроде бы ничего. Но сигнал

показывает, тут что-то есть. Буквально у нас под ногами, а также за той гермодверью.

Возможно, есть другой вход в бомбарь, тогда мы можем оказаться с другой стороны

гермодвери. Знаешь, мне вот только сейчас пришла идея. Это же уфология – тут надо всё

ультрафиолетовыми фонарями просветить. Давай будем считать, что первую вылазку

сделали, энергию засекли, нужно рыть дальше. Завтра приедем сюда с УФ-фонарями.

36

37

НОЧЬ 3

В 23:40 той ночью я лёг спать, а, поскольку засыпал всегда быстро, в 23:42 уже

подъехал на авто (которого у меня тогда не было) на угол Краснобогатырской. Некоторое

время ждал Алису. Неподалеку за забором на работающей территории дымила труба.

Моросил дождь. Машин не было.

Вскоре мы перелезали через забор в прежнем месте. Вовремя, так как, спрыгивая,

заметили приближающуюся патрульную машину. Сегодня мы были вооружены УФ-

фонарями.

Продвигаемся тем же путём. В районе горящих окон стоит фургон и около него

курят и негромко говорят двое. Охранники? Непонятно кто ещё? Мы, пригнувшись,

проскользнули к входу в бомбоубежище. Около входа…

Я не люблю бродячих собак. Сказать честно – я боюсь их. Иногда пытался посчитать

количество своих страхов. Их оказалось немного – но собаки уверенно в первой пятёрке.

Я просто остановился. Алиса же направила в сторону собаки свой изотопометр.

– 1,4, – говорит она. – Это очень странная собака. Она здесь не случайно.

Тем временем псина сделала пару шагов в нашу сторону. Она сильно хромала, как

при полиомиелите. Алиса стала светить на собаку ультрафиолетом, стараясь, чтобы те

двое нас не заметили. Обошла собаку сбоку и сделала мне знак рукой. На грязном

собачьем боку отчётливо значилось “HELP ME!” Сюр начался.

Удивительный момент во всех моих снах-сериалах – это что они всегда начинаются

буднично. Ну вроде как просто ночью залезть в заброшенное бомбоубежище. А потом,

потихонечку так, начинается всякая хрень. Она интересна в тот момент, когда я помню,

что сплю. И чем страшнее мне становится, тем всё более в том же направлении движется

и сюжет. А потом я вдруг забываю, что сплю, и мне уже кажется, что вот она, моя жизнь.

И после ночи, полной хождения по тоннелям, я просыпаюсь с мозолями на ногах. И всё

как-то плоско и предсказуемо, не так как во сне. Я просыпаюсь или засыпаю? Иногда я

хочу наоборот, но… есть свои но… Наверное, так же люди летели в первый раз на Марс.

Где критерии целесообразности этого выбора? Где гарантии, что железо надёжно? Могу

ли я быть уверен, что вернусь? Хочу ли я вернуться? Почему я цепляюсь за эту жизнь,

которая тусклее, чем мои другие миры? Я организую сбор пожертвований в

антинаркотические фонды, а сам пребываю в полной зависимости от своих снов.

Дальше я в комнате дома города похожего на Венецию. Сижу в номере отеля на

четвёртом этаже на площади Санто Стефано или подобной. Внизу разговоры, дурацкий

детский смех, хлопанья ресторанной публики, звуки приборов. Окно открыто, занавеска

колышется от ветра. Я печатаю на клавиатуре эту книгу. Смотрю в окно. Окно разбито.

Штора дырява. Площадь пуста. Башня церкви, которая мне раньше казалась наклонённой,

теперь рухнула. В городе никого нет. Внизу полчища бездомных собак. Но воют они по-

волчьи. В дверь кто-то стучит. Заперта ли дверь? Это какой-то враждебный мир. Мне

нельзя ни туда, ни туда. Но что-то нужно предпринимать. Я беру в минибаре теплый

джин, а потом теплый виски. А потом ругаю себя, что опять выпил, но так всегда. Встаю

на карниз, ногами разгребая осколки стёкол. Течёт кровь, но у меня её много, ещё литров

пять. Прыгаю и машу крыльями. Их же не было – поэтому проваливаюсь вниз – и это

падение у меня на десятку из десяти по шкале счастья, но когда я на уровне второго этажа

– крылья появляются. И не только крылья, а какой-то нелепый куриный костюм. На левой

руке надпись: “Колпачников ТМ, Подколокольный, 12б”. В этом брендированном