Мечта

костюме я сразу ощущаю себя выше обстоятельств, и взлетаю куда-то вверх, и внизу

мёртвая Венеция или подобное.

38

НОЧЬ 4

Чтобы никого не запутать – это абсолютно та же ночь по факту, где и собака, просто

снится мне это уже в следующий раз. В этом и прелесть моих снов – они яркие и

короткие, минут на двадцать – тридцать, в остальное время я просто сплю.

Собака, прихрамывая, убежала. Мы снова вдвоём у входа. Та же деревянная

покосившаяся дверь наверху, те же заваленные мусором ступени, уже знакомая,

приоткрытая гермодверь (далее буду называть её Гермо 1). В свете УФ фонарей всё

выглядит сильно по-другому. Нет перспективы, зато все мельчайшие детали приобретают

важность. Алиса так и не смогла объяснить, что же именно мы ищем. Мы с ней просто

разделились и стали изучать большую комнату – я стены, она пол и завал из мебели.

Далее переместились в коридор и маленькие комнаты. То, что в первой комнате обычным

фонарём высвечивалось как правила поведения в бомбоубежище, в УФ поверх этих

правил были нарисованы букеты цветов. И ниже подпись: «В моей душе всегда весна».

Тоня же обратила внимание на дыру в полу. Дыра была не вниз, а как бы немного

наискосок рядом с гермодверью (Гермо 2) и уходила под сорок пять градусов правее.

– Тут есть уровень ниже, – сказала Алиса. – И мне кажется, я знаю, где вход. Фонят

не столы, фонит что-то под ними.

Вместе мы вернулись в большую комнату и подошли к мебельным завалам. Алиса

ещё раз померила – было 1,7 – 1,8, как и вчера.

– Думаешь, металлический лист? – спрашиваю я. – Мне он представляется

неподъёмным.

– Надо пробовать.

Мы начали растаскивать мебель. Такое ощущение, что здесь собирались соорудить

большой пионерский костёр из старых столов, но забыли поджечь.

Лист на полу был размером метр на два и толщиной в полсантиметра. Тяжесть

неимоверная. Я решил искать какую-то распорку. Снаружи на бетонной лестнице

обнаружил что-то наподобие кочерги. Мне удалось поддеть её под лист в месте дефекта

пола. Неожиданно заболела рука – дала о себе знать рана предплечья, я даже и не помню,

откуда она у меня, хотя склерозом ранее не страдал. В воспоминаниях – упал на какую-то

арматуру, вокруг было много воды – но место и обстоятельства не могу припомнить. Как

будто это было не со мной. И поэтому была какая-то тревога, что это пока ещё не

случилось, но случится. Такая иррациональная паранойя.

Потихоньку лист отходил в сторону. В определённый момент стало очевидно, что

там внизу действительно есть отверстие. Через десять минут лист был откинут, в проёме

пола вниз шла узкая металлическая лестница и коридор. Лестница упиралась в воду,

коридор был затоплен. Я померил кочергой – сантиметров пятьдесят. Мочить ноги в этой

застойной воде сильно не хотелось – и мы решили вернуться сюда на следующий день с

болотниками. Изотопометр уверенно показывал 1,8.

(Далее см. Карту к Ночи 4 – прим. авт.)

Вероятно, вернулись мы на следующий день, но сон об этом продолжался у меня той

же ночью. Итак, мы спускаемся по железной лестнице в болотниках и плюхаемся по

колено в воду. Продвигаемся аккуратно, опасаясь затопленных провалов в полу. Коридор

длиной метров двадцать пять, в конце его такая же металлическая лестница наверх.

Поднимаемся и оказываемся в большой комнате. Запах здесь ужасный.

Комната очень похожа на ту, что при входе, только без всяких столов. Просто

бетонные стены с кое-где сохранившейся краской. Немного мусора на полу, совсем

немного, куда уж без него. Это пока мы светим обычными фонарями.

39

40

Вот если бы мы ими не светили – мы сразу бы заметили, что тут есть почти

естественный свет. А с фонарями заметили только на вторую минуту. В комнате слева

что-то приглушённо горело. Эта комната была продолжением ряда тех маленьких

комнаток, расположенных вдоль коридора, зачем-то перегороженного Гермо 2. По центру

комнатки стояла небольшая печь, неплотно прикрытая дверцей. Внутри горели дрова или

уголь – не разобрать. Вокруг в комнате ни дров, ни угля не наблюдалось. Такие печки

часто ставят в сельских банях. Железная раскалённая труба уходила куда-то в потолок. В

помещении было душновато.

– Зачем топить Подземелье? – это был полувопрос Алисы. – Тут ведь всегда

плюсовая температура и без печки.

– Кому-то температуры плюс восемь недостаточно. Например, мне. Потому и топят.

– А кто топит?

Мы исследовали оставшиеся три комнатки. В средней из них располагалась причина

жуткого зловония – в углу были свалены полуразложившиеся собачьи трупы. Какие-то

шерстяные мешки, набитые костями. Штук десять, наверное. На шкурах и на стенах

сидели соответствующие подобному случаю мошки с белыми крыльями. Меня чуть не

рвало, Алиса же беспристрастно тыкала в собак своим прибором.

– Показывает 2,0. Пограничное состояние. Лучше не поворачиваться к псинам

спиной – могут и тяпнуть.

Непонятно, всерьёз она, или шутила. Я вышел задом и, конечно, мне показалось, что

куча слегка пошевелилась. Я думал о собаке наверху – не из этих ли она будет. Не она ли

топит печь, подкладывая менее удачливых собратьев, чтобы было теплее на душе. Но чем