— Ты же дочь моя. Влада — она совсем другая. А ты вся в меня. Я всегда знал, что ты тоже будешь… странствовать. И эта церковь. Я совсем не удивлен, что вижу тебя здесь, — он притянул меня к себе, я не сопротивлялась. — Ты тоже приехала к иконе… Знаешь, все наши на тебя обиделись. Мать сказала, что после всего она тебя видеть не хочет. Владка сказала, что ты сошла с ума. Тетя Жанна вообще о тебе говорить отказывается. И только я… Я объяснил им, что это наследственность. Ты тоже больна этим странным вирусом… который вечно тянет куда-то.
Я потрясенно молчала. Что он несет? От отца пахло дешевым табаком. Он постарел, или это иллюзия? Наверное, просто пыль забилась в загорелые морщинки. Не может человек так состариться меньше чем за год.
— Расскажи, Оль.
— Что рассказывать, папа?
— Где ты была все это время? Я жил в монастыре на Валааме. Сейчас вот собираюсь в Гималаи. Может, махнем со мной?
— Я… Я не могу. Когда ты в последний раз был в Москве?
— Пару месяцев назад, — нахмурился папа. — А что?
Я украдкой осмотрелась по сторонам. Так и есть — вокруг нас с самым независимым видом топтались местные сплетницы. Одна делала вид, что хочет поставить свечку Георгию Победоносцу. Другая истово крестилась, скосив глаза в нашу сторону и напряженно прислушиваясь. В маленьких городах всегда так — сарафанное радио работает оперативнее новостей «НТВ».
Я решительно потянула отца за рукав грязной штормовки.
— Пойдем, пап. Здесь за углом есть кладбище. Посидим на лавочке, поговорим спокойно.
…Там, на кладбище, отец вдруг обратил внимание на мой внешний вид.
— Оль, а что с твоими волосами? — деликатно кашлянув, поинтересовался он.
— Только что заметил? — хмыкнула я, взбив ладошкой смоляные кудряшки. — Новая прическа. Что, не нравится?
— Ну почему… — замялся он. — Просто мне кажется, блондинкой тебе лучше было.
Раньше я бы обиделась, услышав такое. Теперь мне было все равно. Долог был мой путь. Сначала я поняла, что быть красавицей просто, даже если весишь сто двадцать девять килограммов. Потом до меня дошло, что красота — это необязательно. Ну уж по крайней мере, это не самое важное. Так что зря все носятся вокруг этой так называемой красоты. Сколько нервов я когда-то потеряла, переживая из-за неправильно улегшихся волос или неудачно выбранной помады. И только теперь я поняла, что красота — это не волосы, глаза и губы, а черта характера.
— Брюнеткой я чувствую себя увереннее, — рассмеялась я.
— А почему у тебя разные глаза?
— Как у Воланда, — усмехнулась я. — Не переживай, линза выпала.
— Так почему ты не вытащишь вторую?
Вот уж никогда бы не подумала, что мой родитель такое внимание уделяет мелочам! Он мне всегда казался немного малахольным человеком, интересующимся только своим внутренним миром и новыми впечатлениями, способными этот мир обогатить.
— Неважно, папа. Мне так больше нравится. Лучше расскажи мне, меня давно ищут?
— Тебя? — растерялся он. — Первое время мама звонила по турфирмам. Пыталась понять, куда тебя понесло. Но потом она это дело забросила. Поняла, что ты просто… странствуешь. Как я. Она так и сказала — вся в папочку! — В этом месте папин голос зазвенел от гордости.
— Постой… И больше меня никто не искал?
— А кто тебя интересует? — отец казался удивленным. — Никто… С работы, кажется, звонили. Но с ними все Влада уладила. Ей пришлось что-то наврать, не знаю уж, что именно.
— А как, кстати, у нее дела? Как продвигается карьера поп-певицы?
— Да какая из Владки певица, — улыбнулся папа. — Она почти сразу после твоего отъезда это дело забросила… Да, ты же не знаешь. Владочка замуж выходит.
— Да ты что?! — выдохнула я. Не могу, не могу представить свою взбалмошную сестренку в белом подвенечном платье. Хотя она, с ее тягой к экстравагантности, скорее всего, выберет более экстремальный вариант. Весь загс будет шокирован, когда она появится в красном мини. Эх, жаль, я не смогу наблюдать эту картину. Я даже на минуту забыла о собственных проблемах.
— Точно. Через две недели свадьба, ты можешь успеть. У нее будет ребенок.
— Ребенок?! У Владки? Пап, да ты меня разыгрываешь!.. Кто же отец?
— Да ты его знаешь, — папа нахмурился, пытаясь вспомнить, — ты же знаешь, я редко бываю дома… Но он работает вместе с Владой. Он оператор. И она еще радовалась, что сменит фамилию. Ей, оказывается, никогда не нравилось быть Владой Бормотухиной… Вспомнил! — радостно воскликнул он. — Кудрина! Она будет Владой Кудриной! А ее молодого человека Гошей звать.
Я шумно втянула в себя воздух, как астматик перед приступом.
— С тобой все в порядке? Оля?! — забеспокоился отец.
— Что ты говоришь? — Я сама не узнавала свой голос, он был каким-то странно писклявым. — Что ты несешь? Этого не может быть!
— Ты о чем? — Папа на всякий случай отодвинулся от меня подальше.
— Гоша Кудрин мертв! — выпалила я.
— Что ты говоришь такое, Оля? — Папина прохладная ладонь опустилась мне на лоб. — Да у тебя температура. Ты где живешь-то? В гостинице?